IPADократия

Накануне открытия чемпионата мира по футболу в ЮАР мы с вами рассуждали о том, чем и почему третий президент Дмитрий Медведев похож на второго — Владимира Путина. И насколько они вместе делают общее историческое дело.

Сразу после закрытия чемпионата мы попробуем поговорить о том, чем существенным Медведев отличается от Путина. И в какой степени Медведев — это не Путин сегодня.

Первое различие между ними — чисто стилистическое. Не следует его переоценивать, но все же оно существует. Deep Purple все-таки чем-то отличается от группы “Любэ”, хотя это не всегда и не сразу заметно.

Путин — классический бизнесмен из начала 1990-х. С паракриминальным мышлением и формальным юридическим образованием. Идеальный герой разборки. Говорун, представляющий интересы любой из сторон. Что называется, по чести (т.е. по понятиям) и по бумагам (т.е. на основании формально подписанных документов).

Медведев — типичный корпоративный юрист. Для которого самое главное — правильно оформить решение бизнес-задачи. Не отступив от формального права ни на йоту и, главное, не взяв на себя лишней ответственности за бизнес-результат. Форма — все, содержание, в общем-то, — ничто.

Второе различие состоит в масштабах и формате доступа к источникам информации. Путин — старомодный персонаж из галактики Гутенберга. Всю информацию он черпал/черпает из мониторинга пресс-службы и всевозможных справок уполномоченных министерств/ведомств. Избыточные данные, лежащие за рамками мониторинга и справок, его, скорее, раздражали и раздражают. Меньше знаешь — лучше спишь (дольше живешь).

Медведев — человек интернет-эпохи. Больше того: по некоторым признакам, явный интернет-аддикт (страдающий болезненной зависимостью от Сети). Для него любой тринадесятый комментарий в заштатном блоге может быть важным источником информации и поводом для подлинных треволнений.

Это значит, что у Медведева источников информации гораздо больше, а фильтр настроен гораздо хуже, чем у предшественника/соратника.

Впрочем, эти два различия — второстепенные. Сами по себе они еще ничего для РФ-политики не значат.

Третье — и главное — различие состоит в следующем.

Когда (1999—2000) семья Бориса Ельцина и связанные с ней большие бизнесмены привели на президентский пост Владимира Путина, в стране в целом и в элитах в частности присутствовала уверенность, что власть в России — дело очень трудное и опасное. Недаром такой тяжеловес, как Ельцин, несколько раз за свою президентскую карьеру балансировал на краю политической гибели.

И Путин принимал власть не как рождественский подарок, но как бремя, ради друзей и соратников. Больше некому было — вот и согласился идти в президенты. Потому доминирующим ощущением второго президента, сохранившимся на его лице и во времена больших номинальных успехов, была тревога. Он понимал (понимает), что сидеть на русском престоле, так или иначе, — проклятое дело, как бы густ ни был золотой дождь и изыскан царственный ритуал. “Раб на галерах” — это не игра, а вольное или невольное признание в колоссальной психологической усталости. Которую, конечно, не надо путать с усталостью физической: в этом смысле ВВП никогда не перетруждался, спортзал и бассейн всегда были по расписанию.

Когда же (2007—2008) все те же люди плюс Владимир Путин привели на президентский пост Дмитрия Медведева, в стране вообще, но в элитах — в особенности, возобладало представление, что власть в России — дело приятное и нехлопотное. Сидишь себе на троне и распределяешь сырьевые доходы. Ни больших рисков, ни существенных угроз. Все идет своим чередом, пока ты потешаешься новым IPad или IPhon 4G. В таком мире нет ни рабов, ни галер — только ультрасовременные гаджеты, один другого гламурней.

Потому преобладающей эмоцией третьего президента стала эйфория. Проявляющаяся особо, когда Медведев встречается с иностранными лидерами высшей лиги. Уровня Барака Обамы и Ху Цзиньтао. Кажется, в такие минуты его вот-вот прорвет и он-таки скажет: “Смотри, мама, какие у меня теперь друзья!”

У Путина-президента сохранялось чувство русской обреченности, трясинности и непроходимости. Которое, по большому счету, необходимо всякому русскому правителю. У Медведева этот нерв атрофирован. Потому иногда он кажется на телеэкране президентом какой-то совершенно другой страны. Не посюсторонней Российской Федерации, а мифической — типа аксеновского Острова Крыма.

В начале 1990-х годов, когда многие ключевые места во власти заняли молодые ребята “тридцать с небольшим”, тогдашние коммунисты и другие оппозиционеры раскрутили термин “педократия” — власть детей. Власть Дмитрия Медведева вполне справедливо назвать “айпедократией”. Третий президент РФ зачастую выглядит несерьезно не потому, что у него наблюдается острый дефицит полномочий или он жутко боится своего предшественника. Мне представляется, что и с полномочиями у него все не так плохо, и Путин давно не внушает ему священного ужаса. Просто Медведев воспринимает власть как дорогую игрушку, данную ему на тестирование. Тот же IPad/IPhone. Вон он занес палец — и уже появляется услужливая кнопка, чтобы нажать. Вот он нажал — и все закрутилось-завертелось. А что на самом деле ничего не работает — не царское дело про такие вещи думать.

Поэтому, как ни странно, Медведев психологически готов к гораздо более радикальным решениям, чем Путин. Первый пример — признание Абхазии и Южной Осетии в августе 2008-го. (Распространенную версию о том, что все это придумал Путин, не успевший признать обе республики за восемь с половиной лет своего президентства, я считаю ничем не обоснованной). Дальше — Медведев бестрепетно пошел на формальное изменение Конституции, чего Путин, то и дело фактически отступавший от духа Основного закона, все же избегал. “Новорожденный теленок не боится тигра”, — гласит китайская пословица. В отношениях между Медведевым и властью, Медведевым и Россией — это присутствует.

Недавно, как мы все знаем, президент Медведев завел свой микроблог в “Твиттере”. Некоторые наблюдательные люди уже подметили, что его “твиты” чем-то трудноуловимым напоминают дневниковые записи Николая II. Хочется пожелать Медведеву, чтобы в его микроблоге никогда не появилась запись типа “Кругом измена, трусость и обман”. Чтобы он, сегодня такой счастливый, избежал судьбы последнего русского императора.

Станислав БЕЛКОВСКИЙ