Глава Госагентства по управлению зоной отчуждения: На этой территории можно расположить солнечные электростанции мощностью, равной четырем блокам ЧАЭС

- Виталий Викторович, после аварии на Чернобыльской АЭС прошло уже 30 лет. Насколько снизился уровень радиации в зоне отчуждения, и стало ли безопасно в ней находиться?

— В среднем по зоне отчуждения за это время уровень радиации снизился в 10 тысяч раз. Это связано с комплексными природными явлениями: периодом полураспада элементов, миграцией радиоактивных элементов естественным путем. Сегодня, при условии соблюдения определенных правил, находиться в зоне безопасно.

Когда мы проводим мониторинг 30-километровой зоны, то видим, что есть даже участки, которые можно было бы полностью вывести из зоны отчуждения и вести там деятельность. Но делать это нецелесообразно по нескольким причинам. Во-первых, зона отчуждения именно за счет своего размера является естественным барьером для распространения радиации, и нет смысла пересматривать ее границы. Во-вторых, нет экономической целесообразности вести хоздеятельность на этой территории — грунты здесь не отличаются плодородностью и сельским хозяйством заниматься будет невыгодно. Для проживания человека зона также непривлекательна — густота населения в северных регионах Украины в шесть раз ниже, чем в среднем по стране и поэтому тратить довольно большие государственные средства на создание инфраструктуры для проживания не имеет смысла. В этом мы отличаемся от той же Японии, где земля — это очень ценный ресурс, а особенно — что касается земель в прибрежной зоне. Поэтому японцы могут позволить себе три-четыре раза снимать зараженный радиацией слой земли, чтобы далее вести хоздеятельность на этой территории. У нас ценность земли зоны отчуждения с коммерческой точки зрения — намного ниже.

В 10-километровой зоне вокруг Чернобыльской АЭС ситуация с радиацией несколько иная, чем в 30-километровой. Есть места чистые, но есть и очень грязные. Там, где ведется деятельность, строятся объекты на ЧАЭС или хранилища отработанного ядерного топлива и, естественно, проводится радиационный контроль — находиться безопасно. Если, конечно не сходить с асфальтовой дороги или промышленной площадки куда-либо в лес, где может быть все что угодно.

По-прежнему опасно употреблять продукты питания происхождением из зоны отчуждения: грибы, ягоды, овощи, молоко и мясо.

В целом сегодня человек ведет деятельность в зоне отчуждения всего лишь на 15-20% ее территории. Остальные 80% территории — огромный заповедник, куда человек практически не заходит и дикая природа получила возможность развиваться естественным путем. Из-за отсутствия человека в зону отчуждения, например, вернулись медведи. 

— Ранее озвучивались планы по развитию хозяйственной деятельности в зоне отчуждения. Например, были проекты строительства солнечных электростанций…

— К нам обращаются с предложениями о реализации коммерческих проектов в зоне, но пока для этого нет законодательной базы. Почему, например, “Энергоатом” до сих пор не может построить Централизованное хранилище отработанного ядерного топлива (ЦХОЯТ)? Проблемы с отводом земли. Госагентство по управлению зоной отчуждения, которое управляет этой территорией, фактически лишено права распоряжаться этой землей. Я даже не могу инициировать перед Кабмином вопрос о передаче участка земли под ЦХОЯТ. Когда приняли Земельный Кодекс, то он, конечно, навел порядок в земельных отношениях, но при этом зона отчуждения стала “белым пятном” — в результате юридического казуса не оказалось субъекта власти, который может распоряжаться этой землей. “Энергоатом” теперь не может построить ЦХОЯТ, Госагентство не может разрешить размещение объектов солнечной энергетики. Мы подготовили законопроект, чтобы устранить этот казус и президент внес его как безотлагательный в Верховную Раду (№4437). Надеюсь, парламент его рассмотрит в ближайшее время.

Потенциал для размещения солнечных электростанций в зоне отчуждения есть. Самое главное — уже есть построенные сети, по которым электроэнергию можно передавать в энергосистему. Для таких проектов — это большое преимущество. Существующие сети позволяют построить в зоне отчуждения солнечные электростанции суммарной мощностью, как четыре блока Чернобыльской АЭС. Если мы примем изменения в законодательство, то сможем на тендере выбрать компанию, которая будет устанавливать в зоне солнечные панели. Я надеюсь, что уже в этом году в зоне отчуждения будут построены солнечные электростанции мощностью не менее 1 МВт. Но, если изменения в законодательство парламент не примет, мы сможем построить солнечные электростанции на участках земли, на которых расположены инфраструктурные объекты — на это у нас право есть.

— Зона отчуждения — это преимущественно лесистая местность. Ведется ли заготовка леса в чистых местах?

— Промышленная заготовка леса в зоне отчуждения не ведется, это запрещено. Но это не значит, что ни одно дерево в зоне не срезается. Поясню: главное предназначение зоны отчуждения — создать барьер на пути распространения радиации и эту функцию выполняет именно лес. Но за лесом необходимо ухаживать: вести противопожарные рубки, рубки осветления леса, прокладывать дороги и т.д. Но просто бросить срезанную древесину — это будет не по-хозяйски. Если она чистая, ее ведь можно использовать. Но здесь не все так просто. Прежде чем провести рубку, на участок заходит дозиметрист, берет замеры радиации. Если уровень радиации позволяет провести рубку, только после этого оформляются документы. После рубки дозиметрист снова замеряет уровень радиации. И чтобы вывезти из зоны отчуждения лес, необходимо получить документы о том, что этот лес чистый, а чиновник, который заверяет эти документы и ставит свою подпись, несет ответственность вплоть до уголовной. Иногда слышишь: “там, кто хочет, тот и рубит”. Этого нет. Провести в промышленных масштабах незаконную рубку леса невозможно — это будет очень заметно, а попасть в поле зрения правоохранительных органов при контрабанде леса из зоны — очень легко. 

— Во сколько обходится содержание зоны в год и какие основные затраты?

— Вместе с ЧАЭС содержание зоны отчуждения обходится в зависимости от года в $40-60 млн. Проблема в качестве использования этих средств: они фактически идут на поддержку того, что тут уже есть, мы фактически проедаем эти деньги и не создаем инфраструктуру, не улучшаем ее. У нас нет капитальных расходов. Значительную роль играет международная техническая помощь, которая предоставлялась ранее и предоставляется сейчас, в том числе и от Европейского Союза. Например, хранилище для источников ионизирующего излучения было построено за средства (EUR11 млн) Великобритании и Европейского Союза.

— Зона отчуждения так и останется барьером на пути распространения радиации, или у нее может появиться и иное предназначение?

— Здесь можно проводить научные исследования, связанные с робототехникой и обращением с топливосодержащими массами. Уже заканчивается строительство рассчитанного на 100 лет эксплуатации нового безопасного конфайнмента на объекте “Укрытие”, который существенно снизит риски распространения радиации. Когда конфайнмент накроет построенный еще в советское время бетонный саркофаг, можно будет приступить к изучению и разбору саркофага и поврежденного здания энергоблока внутри него. Это очень интересно японцам, у которых есть подобная проблема, но не созданы условия для исследований. А у нас они уже есть.

— Есть ли договоренность с донорами, которые финансировали строительство “Укрытия”, о финансировании работ по извлечению радиоактивных материалов?

— Мы должны создать эффективную систему или орган, которые будут управлять проектом по разбору саркофага и извлечению материалов. Образцом можно взять систему управления и финансирования строительства конфайнмента. Доноры финансировали этот проект через специальный фонд. Наблюдательный совет фонда — ассамблея доноров — утверждала план деятельности и план использования средств. А Европейский банк реконструкции и развития является администратором фонда и тратит средства в соответствии с решениями наблюдательного совета доноров. Мы хотим создать такую же систему. У нас есть фонд снятия с эксплуатации ядерных объектов, который наполняется за счет отчислений “Энергоатома” и других компаний, которые используют радиоактивные материалы. Сейчас эти деньги аккумулируются в фонде, но затем уходят в государственный бюджет и тратятся на различные нужды. Если мы поменяем схему работы этого фонда, сделаем ее прозрачной и понятной для европейцев, то сможем за счет его средств финансировать работы внутри объекта “Укрытие”. И доноры будут нам помогать финансово. У нас есть шанс сделать это именно сейчас, потому что строя объекты на ЧАЭС — объект “Укрытие” и ХОЯТ-2, наши украинские специалисты, работая на подряде у иностранных компаний — Holtec и Novarka, получили огромный опыт работы по международным стандартам. И многие работы, которые отказывались проводить иностранные компании по причине технологической сложности, выполнили именно украинские компании. Например, демонтаж вентиляционной трубы, проводили именно украинская компания.

— В прошлом году были пожары в зоне отчуждения, которые наделали много шума. Что сделано, чтобы избежать пожаров?

— Пожары в зоне отчуждения были всегда. Вопрос в скорости реагирования на них: чем быстрее отреагируем, тем выше вероятность локализировать пожар и не допустить его распространения. В прошлом году были сложности с тем, чтобы добраться до непосредственных очагов: не хватает дорог, не везде проведены противопожарные рубки леса, были сложности с топливом для заправки пожарных машин. В этом году объем рубок леса, направленных на повышение противопожарной безопасности, значительно выше, чем был в прошлом. Но у нас не хватает собственных сил — в нашем лесохозяйстве работает всего лишь 300 человек.

У нас в июле этого года будет запущена система мониторинга, которая позволит даже прогнозировать распространение радиоактивности в режиме реального времени. Она построена за деньги Европейского Союза. Зону покрывают около 40 датчиков, которые каждые два часа фиксируют уровень влажности, скорость и направление ветра, уровень радиоактивности и другие параметры. Если начинается пожар или иная чрезвычайная ситуация, то эти показатели передаются на сервер каждые 2 минуты. Зная скорость ветра, влажность и другие параметры, мы можем прогнозировать распространение радиоактивности в зоне отчуждения и за ее пределами. Но во время прошлогодних пожаров мы не зафиксировали опасного превышения уровня радиации.

— Остались ли в зоне отчуждения самоселы и сколько их?

— За 30 лет количество жителей в зоне отчуждения снизилось с 1210 до 157. Средний возраст самоселов сегодня — 78 лет. В основном, это женщины. Настоящих самоселов, тех, кто не получил от государства компенсацию на то, чтобы начать жизнь на новом месте, и проживает в зоне отчуждения постоянно, всего шесть человек. Их средний возраст — 80 лет.

— А досаждают ли “сталкеры”, которые незаконно проникают в зону отчуждения?

— Нам они не досаждают, ими занимается полиция. Но они должны понимать, что незаконное проникновение опасно в первую очередь для них самих и для их родных — когда они возвращаются домой, то могут что-нибудь с собой принести. Территория зоны отчуждения — огромная, и весь периметр проконтролировать сложно. Единственный выход — повышать культуру безопасности. Может быть, мы инициируем вопрос о повышении штрафа за незаконное проникновение в зону.