ДАЙДЖЕСТ

Эвакуированный сотрудник “Азовстали”: Русским в Мариуполе нужны заложники — разбирать завалы и выносить трупы

[17:26 11 мая 2022 года ] [ УНИАН, 11 мая 2022 ]

Мастер подготовки производства металлургического комбината “Азовсталь” Антон (фамилию не называем в целях безопасности) в интервью УНИАН рассказал о жизни в бомбоубежище, унижениях в “фильтрационном лагере” и почему у украинцев нет ощущения безопасности даже в присутствии представителей Красного креста и ООН.

Антон, когда началась война, вы сразу оказались в бомбоубежище “Азовстали”?

В первый день широкомасштабного наступления я был на работе. Просто так мы не могли все остановить — нужно было определить действия консервации горячего цеха. К вечеру вместе с семьей выехал за город, на дачу, понадеявшись, что имеем в запасе какое-то время для эвакуации. Но начало боев за Мелитополь и Токмак означало, что безопасного проезда больше нет.

2 марта мы вернулись в Мариуполь, неделю пожили в квартире друзей, стараясь найти в городе еду и воду.

Я знал о возможности укрыться в бомбоубежище “Азовстали” от руководства. Эти помещения были подготовлены еще перед войной: оборудованы, обеспечены водой и едой. Как-то к нам даже приезжали сотрудники ГСЧС с проверкой. Нас оповещали в рабочий чатах еще до того, как в Мариуполе упала связь.

А в первые дни войны на “Азовстали” открыли доступ в бомбоубежища для всех желающих.

Но наша семья перебралась в укрытие комбината, только когда город начала накрывать авиация. С 8 марта мы находились на “Азовстали” с дочкой, женой, ее сестрой и мамой.

Иногда мы ночью засекали время: каждый час были прилеты. Это была постоянная вибрация и гул, рассказывает Антон / Фото героя интервью УНИАН

Россия бомбит “Азовсталь” с самолетов уже третий месяц. Правда, что эти бомбоубежища очень крепкие, нерушимые?

Это большие глупости. Повреждения бомбоубежищ на “Азовстали” были. После обстрелов нам доводилось тушить здания над нами, чтобы не задохнуться.

Нужно понимать, что там всего лишь отдельные цеха, связанные технологическими тоннелями. Да, там развитая инфраструктура в том смысле, что тоннелей и зданий много. Да, подвалы сделаны согласно требований для бомбоубежищ. Но нет никакой гарантии, что они не обрушатся.

Пока держалось здание завода Ильича, нам было немного проще. Когда завод Ильича пал, обстрелы “Азовстали” усилились. Иногда мы ночью засекали время: каждый час были прилеты. Это была постоянная вибрация и гул. Когда снаряды ложились рядом, один за одним, начинаешь и молиться, и с жизнью прощаться.

Повреждения некоторых цехов катастрофические. Когда мы выбирались из укрытия 1 мая, от нашего здания почти ничего не осталось.

Расскажите, как люди там выживают?

Жить в бункере довольно холодно. В нашем укрывались 70 гражданских, из них около 15 детей. Мы собрали лавочки из комбинатовских бань (так называются душевые для работников меткомбината, — УНИАН), постелили на них зимние робы для рабочих, одевали зимнее на себя. Так, в принципе, спали.

Сложность была еще в том, что в подвалах — большая сырость. Повесил куртку, а через три дня она покрывается плесенью. Сейчас боимся, чтобы у ребенка не было заболевания легких.

Чем вы питались два месяца?

Готовили еду мы на деревянных брусах, используемых в производстве. Нам удавалось раз в день варить 40 литров супа, то есть, четыре ведра. Первое время готовили прямо в цеху. Когда же начались обстрелы зданий над нами, пришлось переместиться в подвал.

В другом цеху люди готовили при помощи газовых баллона и горелки. В нашем такого, к сожалению, не было.

Как-то мы выбирались из укрытия забрать немного продуктов из столовой. Выходили только в здание, чтобы поискать что-то. Например, после пандемии оставалось много антисептика. Он горит. Из него делали своеобразную свечку с фитилем, чтобы подогреть на этом огне что-то.

Еды, которую предприятие заготовило в бомбоубежищах, и остатков в столовой нам хватило до конца марта. Дальше нам приносили еду военные.

Военные помогали гражданским в этих бункерах?

Конечно. Украинские военные частично занимались волонтерством с самого начала войны. К примеру, в начале марта они свозили в бомбоубежища продукты из магазинов.

Нам на “Азовсталь” они сначала приносили детям конфеты, какие-то цукаты могли привозить, а самым маленьким — детское питание. А когда наши основные запасы в укрытии начали заканчиваться, именно они обеспечивали нас едой в дальнейшем. Примерно каждые 3-4 дня они что-то приносили в убежище.

Вице-премьер-министр Ирина Верещук заявила, что на “Азовстали” находится более тысячи украинских военных.

Наших там очень много. Это и “Азов”, и Нацгвардия, и пограничники, и полицейские.

Военные рассказывали, что авиация уже частично разбила их госпиталь. РФ “выкопала” “воронку” несколькими ударами. Очередной снаряд разрушил это бомбоубежище. Там погибли наши медики и военные, находившиеся на лечении.

Сейчас на “Азовстали” остается очень много молодых пацанов. Многие из них понимают, что они — полусмертники. Они очень хотят выбраться оттуда и требуют помощи. Военные говорят, что есть вариант экстракции их в третью страну. Например, военным кораблем Турцию. РФ не посмела бы тронуть такой корабль.

После последней эвакуации в бункерах “Азовстали” могут еще оставаться гражданские?

Я не могу точно об этом знать. До начала военных действий на территории комбината было 36 бомбоубежищ. Они никак не связаны между собой.

Нам удалось поговорить с людьми, которые выходили из другого бомбоубежища, когда выходили и мы. Они рассказали, что в их подвале, по состоянию на 1 мая, оставалось, минимум, 40 человек.

Были обрушения зданий и металлоконструкций. Есть большая вероятность, что в каких-то подвалах до сих пор остаются живые люди.

Такая же история с жилыми домами, которые “складываются” при попадании бомбы. Когда мы выходили из бомбоубежища, видели здание, перекрытия которого “сложились” до самого подвала. Точно знаю, что под ним было убежище. Одного из коллег из-под обломков такого дома вытащили военные. Выход из укрытия был завален.

Когда началась эвакуация с “Азовстали”?

30 апреля. В этот день было первое прекращение огня за весь период. Украинские военные сказали выходить к определенному часу. С утра 1 мая мы вышли группой в семь человек, поднялись к колонне автобусов. Там находились военные РФ, представители ООН и Красного креста.

Пока мы ждали, украинским военным удалось вывести еще несколько партий людей. В результате, три автобуса с мариупольцами выехали от “Азовстали” в населенный пункт Безымянное…

Кстати, россияне потом спросили, почему мы не выходили из бомбоубежища раньше. Они утверждают, что зеленые коридоры были с начала апреля. Но это неправда. Каждый день стреляли. Каждый день были прилеты.

Что происходило в “фильтрационном лагере”?

“Фильтрационный лагерь” — это большие военные палатки, в них по 14-17 раскладушек, одна буржуйка. Сначала нас по очереди заводили в палатку на допрос.

У меня вывернули все вещи, пересмотрели все карманы, забрали телефон и ноутбук, чтобы проверить все переписки. Раздевали до нижнего белья: искали татуировки, какие-то знаки, синяки... В отдельной палатке осматривали мою супругу. Я не знаю, зачем, но они рассматривали у нее даже пятки. Потом сняли наши отпечатки пальцев и сделали фотографии. Провели с нами несколько кругов допросов. В моей семье не допрашивали только дочку.

Дальше россияне записали, кто и где спит. И около 22:00 расселили по этим палаткам, так как автобусы не могли выезжать в дорогу ночью.

Конкретно вы находились в убежище, в котором видели украинских военных, общались с ними. Россияне пытались выведать у вас информацию о них?

Да, задавали разные вопросы о том, кого я знаю из военных, где они находятся, какая у наших есть техника. Требовали назвать их позывные.

Мы отвечали, что ничего этого не знаем. К тому же, мы и правда не находились в одном подвале с военными. Время от времени они лишь приходили к нам, когда приносили продукты.

Так что наши ответы россиянам были, что мы не знакомы ни с кем из украинских военных, поэтому и не знаем их позывных.

Кстати, перед эвакуацией украинские военные предупредили нас, что нужно поудалять с телефонов всю информацию, выдающую нас как патриотов. Они нам объяснили: “Нужно — говорите, что никого не поддерживаете”. Например, в “фильтрационном лагере” мне задавали вопрос: “Как охарактеризуете государственную власть?”. Как на ответить? Сказал: “Да, как характеризовать, когда наша власть ворует?”. Так и прошел их “фильтрацию”. Примерно такой ответ пришлось сформулировать всем людям в лагере. Ответить иначе — крайне опасно.

Те, кто действительно не поддерживают украинскую власть, на “фильтрации” тоже были, но они и отправились в Россию. А нам дали выбор: поехать в Запорожье, либо остаться в “ДНР”.

Все же понимали, что россияне могут не позволить вам эвакуироваться, если им не понравятся ответы. В этом плане “фильтрацию” можно называть пытками?

Физического насилия не было, но морально это было унижение. Россияне не кричали и не грубили. Но, опять же, только благодаря присутствию представителей Красного креста и ООН. В частном порядке такие допросы ведутся совсем по-другому. Поэтому гуманитарные миссии должны постоянно присутствовать в этих лагерях, чтобы гражданские не исчезали, а россияне не издевались над ними и относились по-человечески.

Но и сказать, что благодаря ООН мы чувствовали себя в безопасности, все равно нельзя. Россияне, разве что, старались “держать лицо” из-за “наблюдателей”. Но перед нами, в любом случае, стояли люди с оружием, для которых закон не писан.

Мы все чувствовали себя пленниками. Например, в туалет ходили в сопровождении военных РФ. Российские журналисты в “фильтрационном лагере” делали “фоторепортажи”: мы отворачивались, но они нас не спрашивали и фотографировали для своей “картинки” в СМИ, против нашей воли.

Вы видели тех, кто не прошел “фильтрацию”?

Видел двоих. Одна 22-х летняя девушка оказалась сотрудницей полиции. Она рассказала, что с первых же дней находилась в бомбоубежище и сначала ее вроде бы отпустили к нам в автобус. Но около 21:00 за ней пришли представители РФ, сказали, что за период войны она получила статус “участника боевых действий” и увезли в неизвестном направлении. Ее 15-тилетняя сестра осталась в лагере…

У россиян нет заинтересованности выпускать людей на не оккупированную территорию. Гражданских, приехавших частным транспортом, держат в лагерях по полторы недели. Им необходимы заложники в городе. Им необходима рабочая сила: разбирать завалы, выносить трупы. Потому многих “разворачивают” на эвакуации.

Если посмотреть на карту Украины, Безымянное, куда вас отправили, находится, мягко говоря, далеко от Запорожья и от контролируемых Украиной территорий. Получается, чтобы оттуда направиться вглубь Украины, нужно опять вернуться к Мариуполю. Каким маршрутом вас везли из “фильтрационного лагеря”?

2 мая в 6 утра нас посадили в украинские автобусы, которые нас ждали уже несколько дней. Их было штук 50, вероятно, эвакуировать хотели больше людей. Нас рассадили в три из них, по 25 человек в автобусе. Остальные двигались в колонне пустыми.

Чтобы объехать Мариуполь, мы сделали дополнительный крюк в 140 километров. Хотя на тот момент еще можно было заехать в город и забрать желающих выехать. Их было еще около 500 человек. Но россияне не захотели.

От Безыменного до Новоазовска мы несколько раз останавливались. К нам приезжали российские СМИ, пытались записывать интервью. Когда они зашли в автобус, их послали в направлении русского корабля. Еще четыре часа мы стояли и заправляли колонну. В итоге, проехали через Волноваху и Бугас. В районе Мангуша нам удалось эвакуировать местных жителей, которых рассадили еще в двух автобусах, следовавших в колонне. Их эвакуация была согласована с россиянами.

Дальше, по дороге от Бердянска, мы проезжали Васильевку. Там просто у трассы с вещами стояли около 150 человек, желающих с нами уехать. ООН и Красный крест просили россиян забрать людей, но военные отказывали. В чем причина? Мол, согласован только выезд из Мариуполя, а из каких-то сел — нет.

Поэтому в Запорожье в нашей колонне приехало 50 автобусов, из которых 45 были пустыми.

Анастасия СВЕТЛЕВСКАЯ