Давильня вместо песочницы. Почему украинский финтех не ждет ничего хорошего

На этом фоне финкомпании существенно нарастили объемы кредитования, постепенно захватывая все новые и новые рыночные сегменты. Расширили палитру операций и страховщики, предоставляя свой временно свободный ресурс в долг по различным финансовым схемам.

Но произошел “сплит”, когда Нацкомиссия по регулированию финансовых рынков была ликвидирована, а ее полномочия разделили между НБУ и Комиссией по ценным бумагам и фондовому рынку. В результате финансовые и страховые компании отошли НБУ.

А если у центробанка есть подопечные — их необходимо регулировать. Для этой цели и служит инструментарий пруденциального надзора, который давно сформирован для банков, а теперь пришел черед и прочих субъектов финансового рынка.

Модернизация финансового рынка: плюсы и минусы

Проект закона “О финансовых рынках и финансовых компаниях”, зарегистрированный в парламенте 15 февраля, призван закрыть этот вопрос. Речь о контроле за “рыночным поведением”. Те финкомпании, которые будут себя хорошо вести, останутся в лицензионном поле (критерий хорошести — это у нас сегодня синоним ничегонеделания). А строптивых отправят на перековку или в систему очистки.

Предполагается внедрение рискоориентированного подхода в анализе.

К самим финансовым услугам будут отнесены следующие операции:

• страхование и перестрахование;

• предоставление денежных средств в кредит;

• привлечение денежных средств на определенный срок;

• финансовый лизинг;

• факторинг;

• предоставление гарантий;

• торговля валютными ценностями;

• услуги в сфере накопительного пенсионного обеспечения.

Такие субъекты рынка, как финансовые и страховые компании, ломбарды, кредитные союзы должны будут получить лицензию. Сопутствующие услуги в виде брокерства, информационные и инкассаторские — отдельной лицензии не требуют.

Один из основных принципов внедряемого пруденциального надзора — пропорциональность: в зависимости от объема операций увеличивается и требование к уставному капиталу.

Авторы законопроекта акцентируют внимание на том, что вместо лицензирования отдельных видов операций применяется универсальный подход по лицензированию компаний. Взамен финучреждения должны будут принять унифицированные методы регулирования и контроля — теперь они в понимании НБУ “почти банки”.

Есть в законопроекте и нормы касательно защиты прав потребителей, раскрытия информации и т.д.

Вводится понятие “тайна финансовой услуги” как аналог банковской тайны, превратившейся, правда, сейчас в некое подобие секрета полишинеля.

Среди позитивных моментов следует отметить имплементацию западного опыта по организации так называемых регулятивных песочниц”. Они представляют собой финансовые стартапы, которые не вкладываются в узкие рамки классического госрегулирования. Запрещать их — блокировать инновационные модели развития финтеха. Делать их массовыми — создавать предпосылки для появления всевозможных пирамид имени Понци. Правильный выбор — разрешить, но в модели ограниченного функционирования, с планкой по масштабу и специфическими требованиями к клиентам. Это позволит создать некие тигли финансовой алхимии, где возникнут новые технологии, которые потом можно будет масштабировать на весь рынок с адаптацией новых регулятивных требований. Последние также можно эффективно отработать на этапе “песочницы”. Вполне возможно, что первыми такими финансовыми песочницами у нас станут площадки ICO — первичного выпуска монет. По сути это модель ускоренной эмиссии для финансирования всевозможных бизнес-проектов, ее еще называют краудсейлом. Привлечение инвестиций посредством выпуска токенов криптовалют — отличный способ минимизировать регулятивные и операционные издержки, свойственные таким видам эмиссионных инструментов (без передачи корпоративных прав), как корпоративные облигации, которые сейчас практически недоступны среднему бизнесу в Украине, о чем свидетельствует и статистика первичных размещений, полностью вытесненных с рынка Минфином и его ОВГЗ.

Законопроект вносит ясность и в контексте привлечения средств населения. Такими операциями отныне будут заниматься либо банки, либо кредитные союзы. Все остальные не смогут этого делать на массовом рынке, как, например, недавние продавцы сертификатов на ювелирные украшения.

С другой стороны, законопроект не блокирует полностью возможность завода денег в финансовые компании: квалифицированные инвесторы, то есть вкладчики, отвечающие определенному набору требований, смогут это делать на свой страх и риск. То есть остается возможность вкладываться для тех, кто знает, что делает и чем рискует и кто потом не будет оббивать пороги государственных регуляторов с просьбой “верните наши деньги”.

Кредитный реестр НБУ будет расширен на заемщиков финансовых компаний (сейчас там только клиенты банков), то есть завсегдатаи ломбардов тоже попадут в общую базу.

Кстати, о ломбардах. Здесь требования к кредитованию усиливаются в части обеспечения кредитов реальными, а не фиктивными залогами в виде неработающего винтажного утюга.

Как видим, набор позитивных законодательных новаций численно превышает перечень негативных. А как насчет качественного соотношения?

Кому и сколько нужно регуляторов

Новый закон — это по сути наращивание регулятивных мышц на скелет рынка, структура которого определена в предыдущем законе о “сплите”.

Примечательно, что Евросоюз у себя не столь категоричен, допуская различные модели регулирования финансового рынка.

На данный момент Европейский центральный банк (ЕЦБ) в рамках единого для стран ЕС надзорного механизма получил права контроля за системными банками. Все остальные рыночные субъекты относятся к сфере влияния национальных регуляторов.

Вначале концепция контроля за рынком капитала нашла отражение в рекомендациях Lamfalussy Process, рабочей группы под руководством Ламфалусси в 2001 г. Он предполагал создание трех независимых регуляторов, специализирующихся на различных секторах рынка капитала. К ним относились: Европейский орган в области рынка ценных бумаг (European Securities and Markets Authority — ESMA), Европейский банковский орган (European Banking Authority — EBA) и Европейский орган в области страхования и трудовых пенсий (European Insurance and Occupational Pensions Authority — EIOPA). То есть перед нами типичное отраслевое разделение рынка капитала, которое максимально удобно для развития конкуренции как между отдельными его сегментами, так и внутри них. Это условия для работы большого числа профессиональных участников и формирования благоприятной предпринимательской среды, включая эффективные правила рыночной игры и симметричные условия конкуренции. В такой модели сами регуляторы начинают условно конкурировать между собой, создавая максимально выгодные правила для своих подопечных.

Эту своеобразную регулятивную триаду разрушил мировой финансовый кризис 2008 г.: многие участники обанкротились, а те, что выжили встали на путь слияний и кооперирования, когда в одном финансовом учреждении (группе) совмещался целый спектр операций: банковские, страховые, с ценными бумагами (зачастую с использованием дочерних компаний, входящих в один финансовый холдинг). В результате возникла необходимость в укрупнении регуляторов. Новый концепт реформы был разработан под руководством Жака де Ларозьера, в прошлом директора-распорядителя МВФ и главы Банка Франции. “Доклад Ларозьера” сформулировал новые принципы для развития макропруденциального и микропруденциального надзора.

Макропруденциальная политика (англ. macroprudential policy) — это комплекс мер по минимизации системных рисков в финансовом секторе. Семантика термина “пруденциальный” (от англ. prudential) — благоразумный или дальновидный. В США макропруденциальный надзор возложен на Financial Stability Oversight Council (федеральная государственная структура, действующая независимо от ФРС). В Европе — это European Systemic Risk Board (панъевропейский совет, координирующий макропруденциальную политику различных участников ЕС). На микроуровне функции пруденциального надзора возложены на национальных регуляторов.

В чем отличие и одновременно ошибка Украины с точки зрения последовательности реформ? Ответ очевиден. Нельзя запускать “сплит” (консолидировать функции госрегулирования рынков финуслуг) и создавать мегарегулятор на слабом, неподготовленном рынке с ассиметричными условиями конкуренции и регулятивными дисбалансами. Бессмысленно это делать и по требованию МВФ. Для реформы должны возникнуть необходимые условия и созреть национальный рынок капитала, когда на нем естественным путем появится несколько крупных финансовых конгломераций, объединяющих в себе и банковские услуги, и страховые, и операции на рынке ценных бумаг. Такие “финансовые клубки” бессмысленно отдавать под присмотр трем регуляторам по отраслевому признаку, в таком случае нужна регулятивная синергия и комплексный подход.

Количество участников рынка играет существенную роль. Если их много, мегарегулятор невольно будет склоняться к полной стерилизации рыночной среды, отсекая “лишнее”. Именно поэтому в ЕС отраслевой принцип все еще остается на национальном микроуровне, особенно в тех странах, которые еще не решили задачи развития своих внутренний рынков капитала.

Двойной пик, или Говерла и Говерляна

Попробуем проанализировать как работает так называемая модель двойного пика на примере Австралии.

В этой стране есть два регулятора: Служба пруденциального надзора (Australian Prudential Regulation Authority — APRA,) и Комиссия по ценным бумагам и инвестициям Австралии (Australian Securities and Investments Commission — ASIC). Есть и глобальная надстройка в виде Совета федеральных регуляторов. А за координацию и взаимодействие между регуляторами и прочими участниками Совета отвечает Казначейство содружества наций (Commonwealth Treasury). Монетарная и эмиссионная политика возложена на Резервный банк Австралии.

Примечательно, что мегарегулятор APRA существует за счет взносов поднадзорных субъектов финансового рынка, то есть он априори заинтересован, чтобы их было больше и они процветали.

В целом совет федеральных регуляторов нацелен на реализацию эффективной экономической политики.

При сравнении с нашей моделью становятся очевидными и отличия. Функции регулятора финансового рынка и монетарного органа у нас не разделены. И в этом наблюдается колоссальный конфликт интересов: НБУ рефинансирует банки и он же отвечает за надзор над ними. Не в этом ли основная причина “зависшего” рефинансирования в прежние годы на десятки миллиардов гривень? Не в этом ли причина аномальной активности банков как в части получения рефинанса НБУ, так и в части покупки ОВГЗ, но уже в наши дни?

То есть “двойной пик” у нас несколько гибридный. Но он еще и явно непропорционален, как Говерла и Говерляна. С одной стороны НБУ, который сейчас контролирует почти все, а с другой — зародыш Нацкомиссии по ценным бумагам и фондовому рынку, у которой если вычесть из показателей рынка ценных бумаг операции с ОВГЗ, — почти ничего.

Кроме того, НБУ находится в явно коммерческой связке с банками, давая тем зарабатывать как на своих депозитных сертификатах, так и на спекулятивной марже между ценой кредитов рефинансирования (6%) и доходностью ОВГЗ (11%). То есть речь идет о “наваре” в 5% на единичной операции с копеечной себестоимостью. А теперь ответьте на вопрос: кого выберет НБУ при распределении узкого и скукоженного рынка капитала внутри страны: банки или финансовые компании? Ответ очевиден.

Вспомним и такой нюанс: нормативные документы НБУ не регистрируются в Минюсте, а в действующих законах — маcса отсылочных норм именно на нормативное регулирование. И в соответствии с “антибанковским законом имени Коломойского”, нормативно-правовые акты НБУ нельзя приостанавливать на время судебных процедур в качестве обеспечительной меры.

Вот и получается, что регулятивная “песочница” у нас, может, и не заработает, а пруденциально-регулятивная “давильня” — вполне.

И главное — НБУ в отличие от мегарегуляторов других стран (той же Австралии), не отвечает за реализацию экономической политики и поддержание устойчивого роста экономики в целом. Поэтому ему все равно, кредитуют банки или нет. Главное, чтобы “пруденциальные пуговицы” были пришиты намертво. А значит, в скором времени перестанут кредитовать и финансовые компании.