Что будет, если “отобрать и поделить”

В нашей стране так исторически сложилось, что общественный договор между властью и народом включал в себя пункт о месте и роли крупного капитала. Учи­тывая тот факт, что в СССР официальных миллионеров не было, их появление не могло не вызвать вопросов. Так возник стереотип о том, что нельзя достичь богатства и успеха и остаться при этом приличным человеком. Впрочем, период первичного накопления капитала в большинстве стран считается не самой лицеприятной страницей истории. Итак, в Украине соответствующий пункт общественного договора много лет сводился к формуле: “Нужно потерпеть, пока олигархи все поделят и начнут развивать поделенное. Тогда и рядовым труженикам станет хорошо”. Но шли годы, дележ и передел продолжались, а в развитие вкладывались единицы, да и то скорее символически.

С учетом социальной безответственности отечественного большого капитала все годы вплоть до сего дня в обществе не сбавляет популярности тезис о необходимости “отобрать и поделить”. Достаточно вспомнить, в какой восторг привела нацию реприватизация “Криворожстали”. Сейчас власть снова заговорила о реприватизации. Причем если поначалу основным драйвером процесса выступал еще губернатор Игорь Коломойский, то теперь в игру включились госорганы. На прошлой неделе Генпрокуратура попросила суд признать незаконной приватизацию “Днепроэнер­го”, “Закарпатьеоблэнерго” и “Донбассэнерго”. Старт дан, и теперь вопрос лишь в том, станем мы свидетелями очередного передела собственности или все-таки написания новых правил для всех.

В принципе реприватизация (или национализация) вполне способна быть основой для нового общественного договора. Напри­мер, в ЮАР перераспределение собственности ознаменовало конец политики апартеида. Предста­вителей “белого” капитала попросили поделиться некоторыми активами в пользу чернокожих бизнесменов. В качестве альтернативы был вариант лишиться всего, так что “белые” предпочли уступить часть, сохранив остальное. В Британии во времена Маргарет Тэтчер или во Франции Шарля де Голля национализация на определенный период также становилась основой общественного договора: если бизнес злоупотребляет властью, которую ему дают его активы, то государство может отобрать эту власть вместе с активами.

Другое дело, что в нашей стране на данном этапе подобная постановка вопроса может привести совершенно к другим последствиям. Наверное, лучше всего эти последствия сформулировал известный экономист (а ныне исполнительный директор Совета национальной безопасности США) Рори Макфаркуар: “Крупные собственники никогда не согласятся ослабить свой контроль над политической системой из опасения, что однажды придет новое правительство, которое отберет принадлежащие им активы. В результате плавный переход к современной демократической системе становится невозможным”. Мы, кстати, это уже наблюдали — в виде поддержки олигархатом на президентских выборах-2010 Виктора Януковича, когда он оказался единственной альтернативой постоянно говорившей о реприватизации Юлии Тимошенко.

То есть можно хоть трижды записать в Конституции, что частная собственность неприкосновенна. Можно даже принять отдельный закон, что эта реприватизация — самая-самая последняя. Под бумагой о продаже актива могут расписаться все видные политические фигуры нынешней власти. Но пока общество приветствует тезис “отобрать и поделить”, новые собственники не придут, осознавая риск потерять активы в будущем.

Таким образом, вначале необходимо снять этот запрос, а уже потом национализировать и повторно продавать объекты. Чтобы понять, как это сделать, следует разобраться в причинах такого отношения наших сограждан к крупному капиталу. Последний год показал, что украинцы почти изжили советский стереотип “богатый — значит плохой”. Одного человека из рейтинга Forbes избрали президентом, второму не устают выражать признательность за обуздание сепаратизма на вверенных территориях. Однако пока общество не готово согласиться с тем, что “богатый — значит целеустремленный, умный, трудолюбивый и везучий” (такую характеристику состоятельным согражданам дает большинство американцев). Пока олигархи просто поделены на хороших и плохих. Да и не могло быть по-другому. Несмотря на революцию, они продолжают приумножать свои состояния благодаря доступу к власти за счет контроля над бюджетными потоками, управления госактивами, выбивания дотаций из госбюджета и многого другого. Единст­венный путь — сделать систему использования бюджетных средств максимально открытой, наказывать не только бизнес, обогащающийся с нарушением законов и процедур, но и чиновников, которые делают возможным такое обогащение. И это должно происходить не в отношении отдельно взятых плохих, а всех без исключения. Только после этого можно надеяться, что в обществе отпадет запрос на “отобрать и поделить”.

Есть и еще один нюанс. Репри­ватизация часто воспринимается обществом как некое восстановление социальной справедливости, а государством — как способ наполнить казну. Здесь также можно запустить цивилизованные механизмы, уже опробованные на практике. Взять, например, налог на непредвиденные доходы, введенный в Велико­британии правительством Тони Блэра. Он был направлен на корректировку заниженных цен на акции компаний, приватизированных при правительствах Маргарет Тэтчер и Джона Мейд­жора. Чтобы подогреть интерес к приватизации, они продавали компании по ценам ниже рыночных. К примеру, стоимость акций British Telecom выросла в два раза в течение первых двух недель после продажи компании. Но лейбористы, придя к власти в 1997 г., в бюджете на следующий год потребовали от покупателей выплатить 23% от разницы между ценой, по которой была продана компания, и ее “реальной” стоимостью, которая определялась как девятикратный размер средней прибыли, заработанной в течение первых четырех лет после приватизации. Шуму это решение наделало много, бизнес упрекал Блэра в том, что компании уже много раз сменили собственника и нынешние владельцы никак не в ответе за сверхприбыли, полученные первоначальными покупателями. Но лейбористы были непреклонны, и в итоге налог был уплачен. Никто не мешает и Украине предложить Ахметову и прочим доплатить. А уже если откажутся, то в качестве альтернативы поднимать вопрос о возврате имущества государству.

Народ против Standard Оil

В контексте выстраивания отношений власти с олигархами через судебную систему особо интересным представляется опыт США начала XX в. — громкое антимонопольное дело “Народ против Standard Оil”. Наш особо крупный капитал не только сросся с властью, но его представители не желают делить “свои” рыночные ниши даже друг с другом. То есть де-факто занимают монопольное положение на рынках — кто в энергетике, кто в газовой сфере, кто в нефтепереработке. Век назад с этой же проблемой столкнулись Штаты. Standard Оil, принадлежавшая Джону Рокфеллеру, формально не была чистым монополистом, однако позволяла се­бе довольно неприятные вы­ход­ки. Например, могла нанять банды для разрушения конкурирующих нефтепроводов или сговориться с железнодорожниками о заниженной цене транспортировки, из-за чего казна недополучала ежегодно до $50 млн. Тогдашний президент Теодор Рузвельт начал судебный процесс с целью ликвидации ком­пании. Параллельно все го­сударственные ведомства отказались от покупки нефтепродуктов у Standard Оil. Про­цесс длился долго — шесть лет, но в итоге суд принял решение о ликвидации Standard Oil. Она была разделена на 38 отдельных компаний, у Рокфеллера остались пакеты акций во всех из них, но ни в одной уже не было контрольного.

Виктория ПОДА