Бунт лишних людей

Это и последнее голосование по выходу Великобритании из ЕС, референдум в Нидерландах по поводу ассоциации Украины с ЕС, выборы на Филиппинах одиозного президента Дутерте, прославившегося своей “звериной американофобией”. Это и более ранние голосования, приведшие Владимира Путина к власти в России, а Виктора Орбана — в Венгрии. Общее у всех этих событий — их абсолютно демократический, по форме, характер. А еще — агрессивная изоляционистская риторика, апеллирующая во всех случаях к низменным фобиям и традиционализму. Это заставляет наблюдателей искать параллели с процессами, происходившими в мире аккурат 100 лет назад, и расценивать текущие события как новое “восстание масс”. 

Еще она общая черта у всех описываемых процессов — это абсолютная беспомощность привычных механизмов анализа и прогнозирования общественного мнения. Теперь выясняется, что люди, отдающие предпочтение в опросах одним кандидатам, в день голосования отдают свой голос другим. 

Также ошибочными становятся любые традиционные социологические обобщения. Оказывается, что внутри демографических групп, казавшихся монолитными, накапливается много противоречий. Они не сводятся к конфликту поколений, или конфликту между богатыми и бедными, или межнациональным конфликтам. Их природу еще предстоит изучить. Пока же очевидно одно: прогнозировать электоральное поведение групп на основе только их ментальных установок и анализа прошлых голосований отныне не представляется возможным. 

Причиной разлада социологической реальности современных обществ во многом стал Интернет. Будучи, фактически, всего лишь инструментом трансляции смыслов, однако превосходящий все остальные инструменты коммуникаций по скорости и охвату аудитории, Интернет превратил сегодняшнюю политику из элитарного процесса в массовый. Если раньше залогом реализации политических решений было согласие элит, то теперь политику определяет “коллективный лайк”. Из-за чего содержательность политики всухую проигрывает зрелищности. 

Примечательно, что господствующее ранее в политических науках представление о том, что главным побудительным мотивом избирателей является рациональный (читай — экономический) интерес, также себя не оправдало. 

В итоге избиратель Путина искренне радуется смерти украинских солдат, согласен терпеть санкции, лишь бы по телевизору ему дальше и больше показывали умело срежисированный сериал о величии России в мире. Избиратель Трампа не беспокоится о падении индексов, рисках для американской экономики в случае изоляционизма и прочих высоких материях. Он хочет “сделать Америку снова великой” — и поэтому, сколько будет голосов у Трампа, столько же будет смыслов у этой незамысловатой фразы. Впрочем, избиратель в Украине тоже голосовал за “жизнь по-новому”, слабо себе представляя, что же это такое, и насколько он сам готов по этому самому “новому” жить.

В любом случае все описываемые явления характеризуются массовостью и протестностью в отношении существующего порядка вещей. Почти 100 лет назад, осознавая ужасы Русской революции и становления фашистских режимов в Европе, самые прозорливые из мыслителей называли аналогичные процессы “восстанием масс”. 

Действительно, можно найти немало аналогий между процессами столетней давности и сегодняшними. Во-первых, массы помнят прошлое, восхищаются им, и видят свое будущее в прошлом. Ведь именно на прошлое пришлось их золотое время. Именно поэтому в лозунге Трампа “Сделаем Америку снова великой!” ключевым для понимания словом на самом деле является слово “снова”. 

Во-вторых, настоящее массы угнетает. Настоящее — пессимистично, затратно, зарегулировано, однообразно и не вселяет в человека чувство защищенности и безопасности. Как и 100 лет назад, сегодня мир проходит через порог фазовых изменений. Век тому назад Вторая промышленная революция привела к появлению массового конвейерного производства, стремительной урбанизации и смене формы большинства политических режимов. В дальнейшем это создало такой объем общественных противоречий, разрешить которые удалось, лишь пройдя через две мировые войны. 

Теперь мир стоит на пороге Четвертой промышленной революции, которая приводит к появлению массовых технологий на стыке физики, биологии и информатики. Они предполагают глобальность процессов, глобальность охвата аудитории и высочайшие скорости. Характерно, что избиратель Трампа голосовал за экономический изоляционизм страны, которая только за последние
10 лет явила миру такие глобальные компании, как Facebook, Tesla, Uber. Это сигнал элитам о том, что массы чувствуют себя чужими в настоящем и не чувствуют себя встроенными в новый, только рождающийся, мир. Ведь этот мир, наравне с невиданными ранее возможностями, несет в себе такие риски, как религиозный террор, массовая миграция и угроза глобального ядерного противостояния. 

Еще одна характерная черта настоящего — это то, что исключения все чаще превалируют над правилами. Особенно хорошо это видно на неспособности глобальной правовой системы адекватно реагировать на гибридную глобальную экспансию России. Создается ситуация, когда казавшиеся незыблемыми раннее принципы уважения территориальной целостности государств, невмешательства в их внутренние дела и выборы, уменьшения насилия и уважения человеческой жизни, нарушаются агрессором практически безнаказанно. Более того — сам вопрос о наказании, в виде санкционного давления, подвергается постоянной ревизии и сомнению, не говоря уже о том, что его эффективность не оправдывает ожиданий. В итоге создается ситуация, когда, как писал классик, “все возможно”. А избиратели Трампа, сторонники брексита и избиратели Путина добавляют к этому еще и “всем можно”. 

Наконец, у масс нет видения будущего. Тоталитарные государства прошлого мобилизировали народы вокруг идей глобального переустройства с целью мирового господства. За амбиции тоталитарных режимов ХХ в. человечество заплатило невероятную цену, включая уничтожение целых народов и поколений. Мир ответил на эти вызовы глобальностью, которая имела глубоко рациональный подтекст. Ведь если раньше войны велись ради территорий, то вывод фактора территориальности за скобки позволил свести риски вооруженного противостояния практически на ноль. 

В конце концов, 70 лет мира в Европе стали во многом возможны благодаря глубокой интеграции и взаимопроникновению экономик, культур и человеческих потоков. Это, в свою очередь, обусловило качественный прорыв в потреблении для той части людей, которые сегодня голосуют за брексит или выбирают Трампа. В этом потреблении и свободном перемещении по миру товаров, услуг и людей, собственно, и состоял проект будущего глобального мира. Однако в реальности его ценность для масс оказалась неочевидной.

Все это не означает, что глобальная политика лишена будущего, или что накопившийся объем противоречий будет непременно разрешен военным путем. У мира есть запас прочности, — другое дело, что и он не бесконечен. 

Важная составляющая этого запаса — сама структура институтов власти в США. Дело в том, что исполнительная власть, включая силовые и внешнеполитические ведомства, будет сформирована из представителей Республиканской партии. Их позиция в отношении глобального лидерства США, доминирования в Европе и отношений с Россией заметно отличается от риторики Дональда Трампа и не является предметом быстрых изменений.  

Тем не менее, главная интрига его президентства — это отношение со своим российским коллегой Владимиром Путиным. Президент России уже выразил свой интерес предельно конкретно, когда подал в октябре т.г. в Госдуму закон об одностороннем выходе из американо-российского соглашения по переработке оружейного плутония. В законодательном порядке Путин потребовал от США отменить антироссийские санкции, компенсировать эффект от их применения и отменить принятый Конгрессом
Акт в поддержку Украины от 2014 г. По форме это очень похоже на шантаж и уже поэтому маловыполнимо любой американской администрацией. К тому же, условия возобновления сотрудничества, выдвинутые Путиным, потребуют коррекции законов США и работы с Конгрессом, влияние Трампа на который пока неочевидно. Поэтому с большой вероятностью главная интрига президентства Трампа может разрешиться, не начавшись. 

Как бы там ни было, реальным маркером прогресса российско-американских отношений будет вопрос территориальной целостности Украины. В этом вопросе институты также с большой вероятностью окажутся сильнее личностей. Менялись президентские администрации, но со дня советской оккупации Прибалтики, вплоть до 1991 г., США так и не признавали узурпацию государственности в Литве, Латвии и Эстонии. 

Еще одним компенсатором президентства Трампа является американский бизнес. Республиканцы традиционно опираются на поддержку крупного индустриального бизнеса, который имеет четкие глобальные интересы, и для которого изоляция Америки, влекущая за собой сокращение государственных расходов на оборону, является неприемлемой. 

Что касается Европы, то она проходит сегодня очевидный кризис идентичности. Единственным гарантом стабильности и самым эффективным коммуникатором на континенте является сегодня канцлер Германии Ангела Меркель. Ее центристскому курсу противостоит все больше поддерживаемых из России радикальных сил практически по всему периметру Германии — в Чехии, Австрии и Франции. В контексте победы Дональда Трампа Европа будет вынуждена сосредоточиться на укреплении единства и ликвидации внутренних противоречий. 

Наконец, Украина. В контексте последних событий мы, крайне неожиданно для себя, стали одним из главных маркеров прогресса отношений между США и Россией, а следовательно — одним из важных факторов международных отношений. 

В стратегическом отношении перед Украиной сегодня стоит не только задача выживания, но и необходимость успеть вскочить в отъезжающий поезд прогресса. Создать условия для привлечения в страну технологий Четвертой промышленной революции. Разбогатеть и окрепнуть настолько, чтобы фактор российской угрозы не смог привести ни к распаду Украины, ни к утрате нами государственности. Для этого нужно менять страну усиленными темпами. 

Раньше ситуация складывалась так, что принуждением элит к реформам занимались как раз внешние силы, и главную скрипку в этом процессе исторически играли США. Сейчас складывается парадоксальная ситуация, когда (при сохранении стратегической поддержки со стороны США) операционная поддержка Украины может снизиться. Тогда украинский политический класс, оставшийся один на один, вместо изменения страны привычно займется внутренними разборками, воровством и самоуничтожением. Такой сценарий грозит Украине распадом и утратой государственности.

Альтернативу этому классу может составить только интеллектуальная элита нации, которой предстоит формулирование смыслов и консолидация вокруг них новых национальных политических лидеров, способных создать Украину без класса “лишних” людей. 

Это означает не только выработку современной инклюзивной экономической модели, но также обеспечение национального согласия вокруг прошлого, настоящего и будущего. Чтобы не быть захлестнутым валом восстания масс, необходимо прекратить видеть свое будущее в прошлом. Единственный урок из прошлого для нас состоит в том, что из-за внутренних распрей и обманчивых компромиссов с агрессорами мы теряли государственность, территории и жизни. 

Мы не можем сделать Украину “снова великой”. Нам надо сделать ее великой завтра. Иметь свой проект будущего. Наконец, нам нужно адекватно анализировать настоящее. Осознавать свои интересы и возможности. Не бояться действовать и быть проактивными. Если нам выпало жить в эпоху перемен, грех этим не воспользоваться. Меняющийся мир создает для этого абсолютно все возможности.

Константин БАТОЗСКИЙ, политолог, директор Агентства развития Приазовья