Блеск и нищета многопартийности по-украински. Часть вторая

ПОСТКОЛОНИАЛЬНЫЕ ИЗМЕРЕНИЯ

Украину от государств к западу от Буга, Сяна и Дуная отличает то, что она не только посттоталитарная, но и постколониальная. Поэтому стоит обратиться к тому, как мировая политическая наука описывает и классифицирует политические партии “третьего мира”, партии, которые возникают, развиваются и приходят к власти в постколониальных и неоколониальных условиях.

И хотя в некоторых постколониальных странах политические партии эволюционируют в сторону “классических”, то есть евроатлантических образцов, однако, генезис и практика целого ряда украинских политических объединений носит характер, присущий именно освобожденным от колониальной зависимости государствам.

Вообще западные исследователи (отечественные обходят эти проблемы своим вниманием) считают, что в постколониальном мире политические партии заметно отличаются от партий развитых стран. Считают, что партии в этом мире организационно слабее и больше зависят от отдельных харизматических лидеров и неформальных процессов клиентелизма. Последний, по определению Анвар Шаха и Марка Шактера, — это “ориентация государственных должностных лиц на обслуживание определенных групп клиентов, связанных с ними этническими, географическими и другими отношениями... нежелание населения и власти подняться выше личных интересов для защиты более широких общественных интересов”. Другая их характерная черта — слабая программная база и размытая идеология, отсутствие у значительного их количества глубинных корней в обществе. Эти особенности исследователи объясняют, прежде всего, социально-экономическим контекстом партийного строительства, скажем, слабостью среднего класса, разительным социальным неравенством, иерархичностью политической культуры (когда у “низов” она полностью отличающаяся от “верхушечной”), недостатком ресурсов (человеческих, финансовых, интеллектуальных) для полноценного партийного строительства и укрепления демократии как таковой. “Для того чтобы показать более-менее стабильные причины того, почему избиратели поддерживают отдельные партии, вовсе не обязательно найти у этих партий глубокие корни в обществе. О каких корнях может идти речь, когда партии не обращают внимания на создание понятных идеологий или программ, а вместо этого зависят от клиентелистских отношений со своими избирателями?” — пишет Вики Рендал. Речь также идет об историческом контексте развития таких стран, который заметно тормозит партийное строительство и ослабляет связь партий с государством и обществом.

Эти общие замечания требуют расшифровки. Скажем, когда речь идет о слабой институциализации политических партий постколониального мира или их слабых традициях, то мы видим, что наряду с молодыми или реорганизованными старыми партиями действуют и такие структуры, как Индийский национальный конгресс (созданный в 1888 году), Институциональная революционная партия Мексики (созданная в 1929 году), Южноафриканский национальный конгресс (основанный в 1912 году). Все они, как и ФРЕЛИМО в Мозамбике, и КАНУ в Кении, выросли на основе национально-освободительных движений различной степени революционности в программах и действиях (Мексику в этом контексте тоже относим к постколониальному миру, поскольку в начале ХХ века она пребывала в полной зависимости от США и была де-факто разделена на несколько частей).

Противоположностью таких уходящих корнями в традицию освободительной борьбы партий являются очень слабо институционализированные партии, созданные богатыми (или даже очень богатыми) амбициозными личностями как инструментальные орудия достижения собственного политического успеха, — скажем, Колором, бывшим президентом Бразилии, и Фухимори, бывшим президентом Перу. В Таиланде партия “Тай Рак Тай” (“Тайцы любят Таиланд”) была создана промышленным магнатом Таксином Чинаватом за несколько месяцев до парламентских выборов в январе 2001 года и победила на этих выборах, а Чинават стал премьером (пользуясь случаем, замечу, что политика этого премьера, направленная на обогащение собственного клана, в конце концов привела к бойкоту со стороны оппозиции парламентских выборов 2006 года, а затем и к вмешательству военных в политическую жизнь, когда в октябре 2006 года правительство Чинавата было свергнуто; похожей была и судьба Фухимори).

До этого мы говорили о типологии политических партий, созданной в прошлые десятилетия французским исследователем Дюверже и американским ученым Коэном. Американцы Ричард Гюнтер и Ларри Диамонд недавно предложили новый вариант классификации партий, касающийся также “третьего мира” и постколониальных стран. Она включает пять основных типов, в основу которых положены организационные характеристики (элитарные, массовые, этнические, электоральные и партии-движения), и несколько подтипов, базирующихся на идеологических особенностях и направленности партий. На основе этой типологии можно описать такие нестандартные политические силы, как тоталитарный неофундаменталистский Исламский фронт спасения в Алжире или вышеупомянутая электорально-персональная партия “Тай Рак Тай”. На основе этой типологии в позапрошлом году британская исследовательница Вики Рендал разработала более подробную партийную типологию постколониального мира (сюда включаем и страны, которые довольно давно освободились от колониальной зависимости, но до сих пор не стали вровень с развитыми демократиями, например латиноамериканские государства, и страны, которые формально не были колониями, но фактически находились в колониальной зависимости, например Таиланд). Итак:

Исторические партии:

1) Традиционные местные партии (некоторые консервативные партии в Латинской Америке).

2) Клиентелистские партии (возникшие как замена первому типу).

Массовые партии:

3) Ленинистские партии (коммунистические, а также тайваньский Гоминьдан до демократизации).

4) Плюралистские националистические партии.

5) Массовые религиозные партии.

6) Фундаменталистские партии, прото-гегемонистские, неототалитарные религиозные партии.

Этнические партии:

7) Моноэтнические партии.

8) “Партии конгресса”, где вокруг этнического ядра собираются другие, более мелкие этносы.

Электоральные партии:

9) Программные партии.

10) Персональные партии (партии Фухимори и Колора, “Тай Рак Тай”).

Следует заметить, что фактор этничности как главный фактор поддержки избирателями той или иной партии играет главную роль, прежде всего, в Африке с ее довольно простыми социальными отношениями — тогда как в Азии, а особенно на Ближнем Востоке, социальные градации крайне сложны и сочетаются с этническими, религиозными, классовыми и — в Индии — кастовыми отличиями. В Европе этнические и этнорелигиозные факторы играют большую роль на Балканах (прежде всего, на территории бывшей Югославии), в Северной Ирландии (там тоже речь идет о колониальном наследии) и на Пиренеях, где баски считают, что Испания ведет по отношению к ним колониальную политику. Этнолингвистический и этнокультурный фактор сыграл значительную роль на этапе распада СССР и возрождения/создания на месте союзных республик суверенных государств, и многие партии и массовые движения формировались именно на основе этого фактора, но — за незначительными исключениями — именно как “конгрессные” политические силы, хотя, похоже, их лидеры не осознавали, какую именно роль они играют на политической арене, и пытались подражать “старой Европе”.

Что же касается явления массовости, то на стабильной институциональной основе в постколониальном мире она обычно не достигается без опоры на профсоюзы. Такие связи свойственны массовым плюралистическим политическим партиям Латинской Америки, самых развитых стран Азии и Африки. Однако в общем профсоюзное движение в большинстве постколониальных стран недостаточно развитое и, главное, самостоятельное, оно очень часто зависит от местных “бонз”, что мешает развитию политических партий социал-демократического типа.

Программные же партии и вообще политические объединения с эффективной и системной идеологией в “третьем мире” и постколониальных странах с низким уровнем социально-экономического развития и национальной консолидации — это вообще скорее исключение, чем правило. Скажем, британские ученые Чабал и Далоз отмечают, что в тропической Африке избиратели в своей массе голосуют “не потому, что они поддерживают или не поддерживают идею или программы, которые они не читают, а потому, что так им приказал их реальный или воображаемый патрон”. Впрочем, похоже, что это свойственно не только Африке, но и всем постколониальным странам или их регионам, где не велась активная борьба за независимость и утверждение демократии, а, следовательно, такие страны и регионы продуцируют, прежде всего, клиентелистские или персональные партии.

И это неудивительно. Ведь, как утверждают американские исследователи Габриэль Алмонд и Сидней Верба, существует три главных типа политических культур. Первый — патриархальный, когда члены общества ориентируются на “великих отцов”, сочетающих в себе политическое, экономическое и религиозно-мировоззренческое лидерство; второй — подданнический, для которого характерно пассивное политическое поведение, повиновение власти и ориентация на господствующие ценности; третий — партисипаторный (“участнический”), которому присуще активное участие индивидов в политической жизни общества и решении политических проблем. Понятно, что в любом обществе имеются все эти типы политических культур, вопрос лишь в их соотношении. В развитых обществах безоговорочно доминирует последний тип политической культуры; в переходных — первый и последний, в более-менее отсталых — первый (в лучшем случае) и второй. Какой тип политической культуры доминирует в Украине, читатели “Дня” могут сделать вывод сами...

УКРАИНСКАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

А теперь перейдем непосредственно к украинской реальности. У меня лично создалось впечатление, что довольно большое число отечественных руководителей не понимает, что партийная деятельность — это не только регулярные выступления спикеров политических сил в телешоу Савика Шустера, Евгения Киселева и Андрея Куликова, пусть даже эти выступления будут самыми умными и самыми остроумными. Политическая партия — это эффективный коммуникатор между институтами власти государства и обществом. А эта коммуникация осуществляется далеко не только на уровне либо болтовни в расчете на публику, либо разговоров в узком кругу “принимающих решение”. Это постоянная работа на местах, это участие ячеек в жизни населенных пунктов, это массовые акции совместно с общественными организациями и “точечные” удары в СМИ партийных интеллектуалов, это сотрудничество с идейно близкими зарубежными структурами и тому подобное.

Как пишут в научных справочниках, политическая партия в Европе является общественным практическим средством, открывающим каналы связи, коммуникации среди разных социальных групп, выявляя и представляя их интересы; инструментом, выражающим под общим знаменателем объединенный политический выбор ее членов и сторонников. К этому добавляют главные функции партий (просто перечислю их из-за нехватки места): 1) представительство интересов; 2) коммуникативная функция; 3) формирование и подбор политических элит и их социализация; 4) разработка разных сфер политики и осуществление политического курса; 5) функции социальной интеграции, объединения общественных групп в национальную целость.

А при этом следует иметь и определенную идеологию, чтобы реализовать все эти и некоторые другие функции, не так ли?

Нечего и говорить, что с этим всем у украинских партий, за исключением буквально нескольких не слишком влиятельных, очень сложно. Потому неудивительно, что депутаты целыми табунами перебегают из фракции во фракцию (в 2005 году бежали в “оранжевый” лагерь, в 2010-м — в “бело-голубой”), что периодически появляются сообщения о продаже в избирательный период уже скомплектованных “под ключ” партий, что выполнение партиями обещаний избирателям является скорее исключением, чем правилом в Украине.

К этому следует добавить наличие откровенного вождизма во всех без исключения партиях первой и второй линии. “Верхушка партии рассчитывает, что демагогический эффект личности вождя обеспечит партии голоса и мандаты в избирательной борьбе, а тем самым и благодаря ей (личности) власть в наивысшей степени самой верхушке и возможности ожидаемого вознаграждения для сторонников партии”. Эти написанные почти сто лет назад слова классика политической науки Макса Вебера полностью касаются политической жизни современной Украины.

Ну, а соответствие партий собственным именам — это отдельный сюжет. Вот, скажем, “Фронт перемен” во главе с Арсением Яценюком. Численностью в целых 210 тысяч человек. Все хорошо помнят полувоенную стилистику, которую использовал лидер “Фронта” во время президентской избирательной кампании. Решительность, энергия, сила, наступление — это уже, по крайней мере на словах, было тогда продемонстрировано. Но где они сегодня, эти “фронтовики”? Где их действия против незаконной застройки — беды всех больших городов Украины? Где массовая (именно массовая, при участии десятков тысяч мелких предпринимателей) кампания против правительственных разработок налоговых изменений, резко осужденных Яценюком? Или он считает, что для спасения страны от неэффективного налогового законодательства достаточно одних лишь слов?

А в чем, интересно, сила “Сильной Украины”, присоединиться к которой украинцев призывает мощная политическая реклама? В незаурядных физических способностях Сергея Тигипко? Кто назовет хоть какое-то публичное (кроме рекламного) действие этой партии на всеукраинском уровне?

Ну, а как УДАР Виталия Кличко? Почему партийцев во главе с лидером не было в харьковской зеленой зоне, события в которой несколько месяцев приковывали к себе внимание всей Украины и получили международный резонанс? Ведь одно лишь их появление могло остановить “людей в черном”, применявших насилие против активистов экологического движения? Где нанесенные публично удары (понятное дело, не физические, а символические) УДАРа по тем или иным халатным госадминистрациям, по обезумевшим от собственной безнаказанности налоговикам и милиционерам? Ведь название же обязывает — как энергичная аббревиатура УДАР, так и полное название, рассчитанное на либеральную интеллигенцию — Украинский демократический альянс за реформы.

Со “Свободой” Олега Тягнибока тоже не все в порядке, хотя это одна из немногих действительно идеологических партий с реальной региональной структурой. Но если вы позиционируете себя как прямые наследники Степана Бандеры и его, говоря современным языком, “команды”, то почему ваши действия такие осторожно-непоследовательные? Я не призываю, конечно же, к атентатам, но в центре Киева — вопреки никем не отмененному указу президента Леонида Кравчука о ликвидации тоталитарной символики еще от 1992 года — до сих пор возвышается памятник Ленину. Либерал будет добиваться его демонтажа через парламентские и муниципальные механизмы, а что должен делать активный националист? В который раз идти на телевидение, чтобы в уютной студии без всякого риска для своего здоровья дискутировать с типичными представителями “пятой колонны”?

О социалистах-коммунистах промолчим — в Украине, на мой взгляд, отсутствуют настоящие левые партии, кроме небольших и невлиятельных интеллигентских партий-клубов.

О партии “Батьківщина”, которая в 2000—2005 годах была реальной силой и на улицах, и в парламенте, и в СМИ, несмотря на свою значительно меньшую численность, чем теперь, также лучше промолчать. Потому что печально. А название ж какое — “Батьківщина”! И потенциал партия имела реальный, пока его неудачно не разменяла на власть.

Впрочем, с “Нашей Украиной” и ее обломками еще хуже. В смысле перспектив будущего здесь просто не о чем говорить.

Что же касается пребывающей у власти Партии регионов, то здесь имеем интересную картину. “Внизу”, на местах она представляет собой сочетание профсоюза времен СССР и спортивного общества “Колос”. Вот, скажем, чем занимается Крымская организация партии, если верить ее сайту: субботники по наведению порядка в городках полуострова; фестивали народной и современной музыки в тех же городках; спортивные соревнования — взрослые и детские, и тому подобное. Хорошие вещи, но где политическая деятельность? Она, похоже, практически вся передана “наверх”. Но на такой верх, что эту партию некоторые недавние крымские симпатики Януковича называют “Партией одного региона” — слишком уж много руководителей всех уровней прибыло на полуостров из донецкого региона, включая премьера автономии. Таким образом, и здесь громкое название и политическая реальность расходятся...

Вот и получается: в Европе те или иные вариации действующей многопартийной системы, а в Украине — “политические проекты”, которые больше смахивают на типичные симулякры, то есть имитационные структуры, которые “наверху” представляют несуществующие объекты, проще говоря, отличная лапша для украшения ушей избирателей. И все это густо замешено на регионализме, непотизме, вождизме, клиентелизме и других “прелестях”, характерных для политически неразвитых обществ “третьего мира”.

Впрочем, конечно, окончательный приговор выносить читателям. Которые вместе с тем являются и избирателями, что 31 октября должны пойти на участке и сделать нелегкий выбор.

Сергей ГРАБОВСКИЙ