Бессмертный Путин. Кто отправил российского президента в виртуальную реальность

Слухи о том, что реальный Владимир Путин, тот самый, возведенный Борисом Ельциным на российский престол 31 декабря 1999 г., вероятнее всего, уже давно не существует физически, циркулируют не первый год. Собственно, назвать это слухами довольно сложно. Речь идет об обширном собрании фактов, в котором явно видна общая логика. При этом единственный убедительный контраргумент сводится к тому, что подобная операция лишена смысла. Ну, хорошо, пусть Путин умер: погрузили тушу на пушечный лафет, похоронили в Кремлевской стене, под стеной или на каком-то кладбище, согласно рангу и текущей политической ситуации, устроили сходняк, выдвинули нового пахана и о старом забыли. Какой смысл ломать комедию с двойниками, продлевая виртуальное существование покойника? Тем более что ничего привлекательного в Путине нет, он в чистом виде продукт пиара, и даже при миллиардных затратах его образ героя расползается на глазах: тут и сомнительная биография со множеством умолчаний, и связи с криминалом, и причастность к терактам. Все личное обаяние в том виде, в каком оно приятно быдловатой российской аудитории, достигается исключительно через наушник. Сам кремлевский диктатор — бледное и скучное ничтожество, с узким кругозором и множеством комплексов, теряющееся без подсказок суфлера. Зачем же так держаться за этого недомерка?

Аргумент, казалось бы, убойный. Но смысл в поддержании жизни в Путине все-таки есть и немалый. Его поисками мы сейчас и займемся.

Персональные санкции

Любые международные методы воздействия на зарвавшегося диктатора построены на личной угрозе. Смерти Хусейна, Каддафи или Чаушеску должны были служить примером, в назидание остальным. Напоминанием о том, что большая геополитическая и военная игра может окончиться маленькими личными проблемами. К примеру, прямым попаданием ручки от лопаты в чувствительный персональный зад неудачливого властителя судеб, и это может быть очень больно и страшно. Но если нет персоны, то ведь нет и зада? И персональной кары тоже нет!

И для мало-мальски убедительного международного трибунала тоже нужна центральная фигура, воплощающая караемое Зло. В Нюрнберге такую роль взял на себя Геринг. В трибунале по бывшей Югославии — Милошевич. А если фигуры нет, то весь процесс распадается. Обвинение вытекает между пальцев. Вместо караемого Зла на скамье подсудимых оказывается кучка перепуганных бюрократов, хнычущих, что они, мол, всего лишь выполняли приказы. Процесс, задуманный как публичное покарание злодеев, превращается в балаган. Вы можете представить себе публичный процесс над Димой Медведевым? Над Дмитрием Киселевым и Маргаритой Симоньянц? Над Сурковым? Шойгу? Мизулиной? Жириновским? Это все равно, что судить клоунов в костюмах и гриме. Это, конечно, будет смешной цирк, но вместе с тем и откровенное глумление над правосудием. Невероятное снижение уровня обсуждения. При этом все оказавшиеся под судом клоуны будут, разумеется, кивать на приказы, отданные им Путиным, великим и ужасным. Пусть даже не лично, а по цепочке, но все замкнется на него. А Путин, в свою очередь, просто растворится в воздухе, и его бесполезно будет искать, поскольку его нет в природе. Камера выключена, грим смыт, дежурный актер переоделся в свою одежду и ушел домой — и все, Путина нет. Актер — не Путин, у него своя жизнь, он живет в этой квартире с раннего детства, его знает весь двор. Какой же он Путин? А где Путин? Ну вот же, только что был. Ушел пять минут назад.

Похожую виртуальную модель некогда пытались реализовать сапатисты в образе команданте Маркоса, но там упор был сделан именно на виртуальность образа. Ситуация с Путиным принципиально иная: здесь чисто виртуальное создание пытаются выдать за реального человека. Реальный же человек хорош тем, что его можно объявить в розыск и тратить реальные ресурсы и силы на его поимку. Кроме того, ради его поимки можно идти на сделки с фигурами помельче, предоставляя им иммунитет и включая в программу защиты свидетелей в обмен на сотрудничество со следствием. Такой номер недавно пытался проделать Олег Дерипаска, пообещав ФБР в обмен на иммунитет сдать группу лиц, осуществлявших поддержку Трампа в ходе выборов 2016 г. и действовавших при этом по указаниям и на деньги Кремля. Правда, номер не прошел, поскольку обмен был сочтен неравноценным. Дерипаска — слишком крупная рыба, чтобы давать ему иммунитет в обмен на всякую мелочь. Но Путин-то — он покрупнее будет.

Конечно, в такой игре всегда есть элемент неопределенности, о котором все знают и который проектировщики виртуальной персоны вносят в нее намеренно. Возможно, Путина и нет. Ну а если он все-таки есть? И если его нет, то кто принимает решения? Любую из этих линий приходится принимать во внимание, и ресурсы, выделяемые для борьбы с российской верхушкой, распыляются по нескольким направлениям. А отрабатывая все эти версии, приходится иной раз предпринимать и заведомо противоречивые, прямо мешающие друг другу акции.

Виртуализация власти как концепт

Как и всякая идея, кажущаяся новаторской, виртуальная и анонимная власть — это, во-первых, довольно старая концепция, известная как минимум со времен средневековья. Во-вторых, идея ее была изрядно обыграна в художественной литературе. К ней в разное время и по разным поводам обращались и Курт Воннегут, и Станислав Лем, и Габриэль Маркес, и братья Стругацкие, и Виктор Пелевин. Впрочем, если копнуть еще глубже, то концепция Бога тоже сводится к анонимной власти непостижимого существа, осуществляемой через посвященных жрецов. И если при неудачном для российских верхов стечении обстоятельств виртуализация Путина даст им хорошие возможности для бегства, сделок со следствием и перевода стрелок на неуловимую фигуру несуществующего лидера, то при удачном развитии событий она открывает прямую дорогу к обожествлению вождя и возвышению его окружения до уровня жрецов нового божества. Нестареющий десятилетиями Путин, отмечающий и 100-, и 150-летний юбилей у власти, — заветная и лютая мечта российских верхов. Технически это осуществимо уже сегодня, а по мере совершенствования технологий будет осуществимо все с лучшим качеством и большей убедительностью. Правда, тут кроется и ловушка: поскольку сама Россия неспособна создать ничего сложнее табуретки, технологии будут импортными. Это открывает лазейки для неприятных сюрпризов со стороны их изготовителей и подталкивает россиян к использованию старых и проверенных методов: пластической хирургии и натаскивания на вхождение в образ.

Очевидно, что качественная подготовка двойника такими методами требует времени, затрат и чревата существенным процентом брака. Судя по всему, на рубеже 2006—2007 гг. российские власти — не будем пока конкретизировать, что скрывается за этим понятием, — были поставлены перед необходимостью спешно менять пришедшего в негодность Путина, что и вызвало появление сразу нескольких дублей сомнительного качества. Можно не сомневаться и в том, что необходимые выводы были сделаны и дублеров отныне будут готовить загодя, не дожидаясь, когда грянет гром. Возможно, хотя и маловероятно, что в ход пойдут и клоны первой серии 2007—2008 гг., надлежащим образом натасканные и скорректированные. Скорее всего, их и сейчас держат в горячем резерве на случай каких-либо экстренных обстоятельств. Но на перспективу, очевидно, готовят уже новую, относительно молодую генерацию клонов, набранную из 40—45-летних кандидатов, пригодных в перспективе к долговременной, 15—20-летней интенсивной эксплуатации. Судя по состоянию ныне действующего клона Путина, его постепенную замену и вывод из обращения планируют произвести лет через пять.

Для невежественного населения России, массово кидающегося к чему угодно, в чем можно обрести опору в пугающем, непонятном и враждебном мире, в котором их окружают злобные враги, которых Россия-матушка непрерывно побеждает, можно в течение максимум пяти лет изготовить и новую религию, объединив под общей крышей большинство российских христиан и мусульман, с Путиным-пророком во главе. Я совершенно не исключаю, более того, считаю весьма вероятным, что в аппарате АП РФ в рамках операции “бессмертный Путин” уже прорабатывается такой вариант развития его образа, объединяющего русское православие и русский ислам в единую веру. Можно не сомневаться, что российские официальные иерархи обеих религий немедленно признают богоизбранность диктатора, а вокруг него будут происходить чудеса — естественно, в присутствии съемочной группы надлежащего канала. Пожалуй, к объединению подтащат и российских буддистов, поскольку боевые буряты слишком ценный ресурс, чтобы не связать общей верой и их. Кстати, традиция “почти чудес” вроде полетов на истребителе, погружения в батискафе с чудесным обнаружением амфор, предводительствования стаей журавлей и т. п. уже давно заложена в современной российской политике. Поверхностные интерпретаторы восприняли было ее как сублимацию комплексов и возрастных кризисов стареющего Путина. Но Путин мертв, и в силу этого не стареет и не имеет собственной воли. А традиция осталась и вдумчиво развивается. И тут уже невозможны никакие случайности — речь может идти только о расчете с сознательным прицелом на чудеса, заведомо выходящие за рамки возможного для обычного человека, но допустимые, если речь идет о бессмертном избраннике Божьем: полеты без истребителя в строю Су-35, погружение без батискафа на дно моря и общение с журавлями и прочим животным миром на манер царя Соломона. Возможности цифровой графики, подкрепленные живыми свидетельствами, здесь поистине безграничны.

Кроме того, и это тоже крайне важно, виртуальный и в силу этого бессмертный Путин станет тестом на лояльность, ясно очерчивая круг своих и чужих. Сегодня в роли такого маркера выступает концепция “Великой Победы”. Но она слишком уж реалистична. Между тем настоящий, действительно эффективный маркер такого рода должен быть заведомо абсурден, поскольку настоящая лояльность подразумевает готовность верующего принять как непреложную истину любой абсурд. “Бессмертный Путин” — это именно тот образ, вокруг которого можно сплотить всех лояльных граждан России, противопоставив их остальному миру. Принципиальная важность этого образа еще и в том, что, поверив в бессмертного Путина или лояльно сделав вид, что они в него веруют, что в принципе равнозначно, россияне автоматически выражают готовность уверовать во все что угодно.

Любая, самая невероятная пропагандистская конструкция смотрится обыденно и скромно на фоне богоизбранного, бессмертного и святого Путина — объединителя россиян в единой, истинно российской вере.

К которой, разумеется, может примкнуть любой узревший истину по всему миру: и христианин, и мусульманин, и буддист — думаю, и для иудеев будет оставлена лазейка. И если вы уверовали в Путина, то нелепо сомневаться во всем остальном, во что вам предложат верить именем Его.

От этого уже только шаг до фроммовской концепции анонимного авторитета — уже не пророка, не святого, не персонифицированной фигуры, пусть и полумифологической, живущей вне рамок физических и биологических законов, и даже не религиозного культа, а культурного архетипа, действующего на подсознательном уровне, всякая дискуссия с которым в рамках данной культуры невозможна в принципе. Иными словами, “бессмертный Путин” в том случае, если России удастся закапсулироваться от внешних воздействий и хотя бы частично, скажем, от западной границы до Урала, сохраниться как единое целое, — это способ уберечь ее от окончательного исчезновения. С этой целью и предполагается вывести особую породу людей, которую можно назвать “русской сторожевой”: с глубокими ментальными, а в дальнейшем, возможно, и соматическими отличиями от остальной части человечества. Очевидно, что такое сообщество в силу этих отличий всегда будет сохранять склонность к изоляции от остального мира и тем самым станет надежной охраной для сохранившейся территории России в интересах ее фактических хозяев.

Разумеется, хозяев России эта модификация не коснется. Они заводчики “русской сторожевой” породы, а не часть ее поголовья.

Как воевать с Протеем?

Российское общество, крайне архаичное ментально и социально, но имеющее доступ к более или менее современным военным технологиям, является крайне эффективным и опасным инструментом в руках тех, кто им управляет. К сожалению, степень опасности, исходящей от России, в современном мире остается недооцененной и во многом недопонятой.

Главная ошибка состоит в том, что Россия по-прежнему рассматривается как государство, обладающее собственной субъектностью. Консервативное, нездоровое, неспособное к модернизации и по этой причине агрессивное, стремящееся приостановить изменения в мире, которые оставляют России в силу ее отсталости все меньше возможностей для выживания, но, тем не менее, именно как государство. Между тем в течение примерно 10—12 лет с момента распада СССР Россия утратила собственную субъектность, превратившись в инструмент принципиально новой международной структуры.

Бывшие советские спецслужбы, лишившись хозяина в лице Политбюро ЦК КПСС, сумели, как наиболее организованная и богатая ресурсами сила, захватить власть в России. Базой для такого захвата стали зарубежные валютные фонды КГБ, предназначенные для тайных операций на Западе. Опираясь на них, а также на мощную агентурную сеть советских времен, спецслужбы постепенно обрели собственную политическую субъектность, отдельную от российского государства и поглотившую его. Они невероятно разбогатели, поучаствовав в российской приватизации, которую, будучи на тот момент единственной силой, располагавшей крупными суммами в иностранной валюте, сумели загнать в рамки наиболее выгодного им сценария. Попутно бывшие спецслужбисты плотно срослись, с одной стороны, с международным криминалитетом, глубоко проникнув в его ряды и, что еще важнее, существенно проинвестировав его проекты, с другой — с наиболее перспективной частью советской управленческой номенклатуры. Глобальная неосоветская мафия, выросшая из этого слияния, оказалась явлением качественно иного уровня, с серьезной претензией на роль одного из полюсов влияния в продвигаемой нею модели “многополярного мира”.

В рамках этого плана неосоветская мафия очень серьезно и весьма эффективно работает над укреплением своего лобби по всему миру. Она также ищет союзников, не вписавшихся в силу своей отсталости в правила игры, принятые сегодня в развитой части мира, и желающих по этой причине повернуть его развитие вспять. А в институциональном плане, не имея возможности заявить о себе открыто, выступает от имени государства — Российской Федерации.

Однако Россия для нее — лишь стартовый ресурс, притом близкий к исчерпанию и отбрасыванию за ненадобностью. В стратегической перспективе глобальная мафия готовится к уходу из страны. Но перед уходом Россию планируют использовать до конца, до самого последнего предела ее возможностей, что потребует полной управляемости населением. Которое с этой целью необходимо лишить адекватного восприятия действительности. Здесь-то и возникает потребность в бессмертном и обожествленном Путине: как для реализации самоубийственных для россиян планов, так и для отхода российских элит и их легализации на Западе после запланированного краха России. В первом случае это реализуемо через культ нового бога, во втором — через сдачу Путина, главного негодяя, и повешение всей вины на него. На этом этапе, к слову, может обнаружиться и труп настоящего Путина, хранимый с этой целью в замороженном состоянии, или даже живой настоящий ВВП, но в непригодном для получения от него каких бы то ни было показаний виде.

Что касается самой системы глобальной мафии, то Запад к противостоянию с ней пока не готов. Система эта построена по принципу Протея или, если угодно, интернета: она лишена единого центра и по этой причине малоуязвима. Управляет нею вовсе не Путин и даже не “коллективный Путин”, манипулирующий двойниками и государственными СМИ. Глобальная мафия являет собой сложный конгломерат группировок, вступающих в тактические союзы или противостоящие друг другу внутри системы, но в любом случае противостоящих остальному миру. Это вечное движение обеспечивает большую тактическую гибкость и непредсказуемость. Правда, долговременная стратегия при этом отсутствует как таковая, но это компенсируется постоянными импровизациями и отсутствием главного центра управления, который можно было бы разгромить. Бороться с таким монстром чрезвычайно сложно, хотя, разумеется, все-таки возможно. Впрочем, обсуждение методов борьбы с ним выходит за пределы темы о грядущем бессмертии Владимира Путина.

Сергей ИЛЬЧЕНКО