Анатолий Гальчинский: “Вылечить экономику можно только на либеральной основе”

В предыдущем номере “Зеркала недели” начало дискуссию о первоочередных экономических преобразованиях, которые должны произойти в стране после выборов. Мы обратились за комментариями к ближайшему окружению победителя президентской гонки, к одному из его наиболее успешных конкурентов, изъявившему готовность работать премьером при Януковиче, а также к отечественным экспертам. Сегодняшний наш собеседник — Анатолий Гальчинский, один из крупнейших авторитетов в макроэкономической сфере времен президента Кучмы, занимавший посты председателя совета Национального банка Украины и директора Национального института стратегических исследований.

— Анатолий Степанович, в предвыборной риторике было слишком много оптимизма в отношении перспектив украинской экономики. Этому способствовали позитивные ожидания, связанные с преодолением мирового финансового кризиса. Какова ваша позиция в этих вопросах? Изменится ли ситуация в связи с переменами в коридорах власти?

— Сначала о мировом кризисе. Здесь действительно обозначились позитивные процессы. МВФ даже объявил, что мировая экономика выходит из рецессии раньше, чем это предполагалось: в 2010 году она вырастет на 3,9%, а в 2011-м — на 4,3%. Прогнозы Всемирного банка более сдержанны, но также достаточно оптимистичны.

Однако мы обязаны учитывать и другое — разрешены ли инструментами кризиса вызвавшие его противоречия? Я не хочу касаться всех глубинных причин кризиса, но есть вещи, которые очевидны: в основе кризиса — “долговая пирамида”. Об этом много сказано. Наметилась ли тенденция ее преодоления? Здесь возникает много сомнений. Фактически, произошла реструктуризация задолженностей, причем значительная доля обязательств переложена на плечи государства. Валовые объемы долгов не уменьшились. Более того, о естественных пределах допустимых задолженностей теперь уже никто и не заикается.

В начале февраля президент США Б.Обама предложил конгрессу бюджет на 2011 год с новым рекордным дефицитом в 1,6 трлн. долл. Это — 9,9% ВВП страны. Оптимум, как вы знаете, 2—3%. Для сравнения скажу, что в 2007 году бюджетный дефицит США составлял 573,7 млрд. долл. Теперь — почти втрое больше. В Греции, которую все спасают, дефицит 12,7% ВВП. Нынче серьезные аналитики считают, что финансовые долги Греции могут похоронить систему евро.

А каковы последствия 10-процентного дефицита и огромных долгов США? Вся надежда — на Китай, на китайские 2,4 трлн. долл. валютных резервов. Так что говорить о том, что коллизии кризиса уже преодолены, я бы не спешил.

Неопределенность мировой экономики сказывается и на моих оценках перспектив украинской экономики, которая глубоко интегрирована в мировое экономическое пространство. Думаю, не ошибусь, если скажу, что наша экономика находится сейчас в точке функциональной неопределенности и может эволюционировать к нескольким альтернативам. Они, по большому счету, непредсказуемы. Сказывается и то, что наше общество пока еще остается в зоне исторического выбора, оно еще не прошло точку невозврата.

Мы должны учитывать и то, что, в отличие от кризиса 1997—1998 годов, нынешний кризис не стал для нас кризисом восстановления. Скорее наоборот — он углубил предшествовавшие ему противоречия. Конструктивная функция кризиса осталась нереализованной. Это существенным образом усложняет экономическую ситуацию в стране. Так что оптимизма в оценках соответствующих процессов у меня не так уж и много.

— Конечно, серьезно удручает ситуация в бюджетной сфере, но ведь в последние месяцы в украинской экономике прослеживаются и позитивные тенденции. Начали наращивать объемы производства металлургия, АПК, другие отрасли. Об этом свидетельствует официальная статистика. Вы сомневаетесь в ее достоверности?

— Я этого не сказал. Мне хорошо известен потенциал нашей экономики. Всегда считал и считаю его весьма солидным. Но давайте еще раз зададимся вопросом, что произошло в последние годы и главное — почему это произошло? Почему Украина оказалась страной с наибольшим падением экономики в Европе — 14—15% (за первые три квартала 2009-го — 15,9%. — Ю.С.). Речь идет об измерениях ВВП в национальной валюте. Но в мире соответствующая динамика оценивается в долларовом эквиваленте. С этой точки зрения ситуация, судя по статистике МВФ, вообще катастрофична.

Расчеты были сделаны в прошлом году, но они близки к нашим официальным данным. Судите сами: если в 2008 году общий объем ВВП Украины составлял 179,6 млрд. долл., то в 2009-м (по оценкам МВФ) — 115,7 млрд. долл. С учетом динамики валютного курса падение всего лишь за год — более чем на треть, на 35,6%!

В 2008 году наш ВВП на душу населения составлял 3,9 тыс. долл., а в 2009-м — 2,5 тыс. Для сравнения скажу: соответствующий показатель в Беларуси составляет 5,1 тыс. долл., Казахстане — 6,9 тыс., России — 8,9 тыс. долл. Нас всегда интересует и динамика в Польше. Здесь ВВП на душу населения — 11,1 тыс. долл., почти в 4,5 раза выше, чем у нас. Украина в свое время существенно превосходила по экономическим параметрам Румынию и Болгарию. Сейчас в этих странах показатели ВВП на душу населения в два-три раза выше, чем у нас. Когда я говорил о том, что Украина оказалась наиболее слабым звеном в европейской экономике, то я имел в виду именно эту динамику.

Согласно тем же расчетам МВФ, Украина сможет превзойти докризисный (2008 г.) уровень ВВП лишь в 2014 году. Устраивает ли нас подобная перспектива? Так вот давайте плясать от этого.

— Некоторые положительные ожидания в обществе связываются с тем, что в 2003—2004 годах, при правительстве Януковича, статистика зафиксировала наиболее высокие темпы роста. Об этом регионалы трубят на каждом шагу. Многие избиратели, получается, поверили им. Так ли это?

— Откровенно говоря, я больше всего опасаюсь подобных умилений. Почему мы так глубоко упали, чем определяется случившееся? Для меня здесь многое является очевидным. Даже с учетом “политической свистопляски” последних лет зрелая по своим структурным параметрам экономика не могла провалиться подобным образом.

Наша экономическая слабость — незавершенность системных реформ. Это, по моему убеждению, главное. Разрушив старое, мы не смогли завершить процесс создания новой дееспособной экономической конструкции, остановились на полдороге.

Будем корректны в наших оценках и другого: правительство Януковича 2003—2004 годов не было правительством реформ. Я имею в виду не только решение неотложных задач рыночных преобразований — благоприятная экономическая конъюнктура того периода позволяла это сделать. Речь идет, прежде всего, о структурной перестройке с акцентами на расширение капиталоемкости внутреннего рынка, о замене инвестиционной модели развития на инновационно-инвестиционную.

О какой конкурентоспособности можно было говорить, если всего 10% предприятий занимались инновационной деятельностью? Все понимали, что без рынка земли радикальным образом изменить ситуацию в АПК невозможно. Ну и самое главное — реформирование социальной сферы: адресность помощи, пенсионная реформа, реформы в медицине и ЖКХ.

У нас сформировалась “мутантная экономика” — недоделанный, рыночнообразный реальный сектор и “советская социалка”. Эта мутантность углубилась за последние пять лет. Все и тогда понимали, что это весьма неустойчивая система экономических отношений, но никто ничего не делал, чтобы изменить ситуацию.

— Почему?

— В 2003—2004 годах все политики уже думали о предстоящих президентских выборах. Реформы, о которых мы говорим, — вещь рискованная, непопулярная. К тому же правительство Януковича достаточно квалифицированно решало проблемы экономической тактики, умело использовало благоприятную внешнюю конъюнктуру и на этой основе обеспечивало высокие темпы роста. Но это был рост без развития, рост без акцентов на перспективу.

Существует и другой важный аспект. Опыт 2003—2004 годов, о котором вы говорите, — это опыт докризисного периода. Мировой кризис радикальным образом изменил все. Кризис для каждой страны — это, прежде всего, реанимация во всех возможных формах протекционизма. Это совершенно новая стратегия финансовых рынков, новая инвестиционная политика. В этой связи меня настораживает основной мессидж победителей — “мы все знаем”.

Навыки прошлого нужно отложить в шкатулку, для будущих мемуаров. У меня есть подозрение, что именно “навыки прошлого” могут сыграть с победителями злую шутку. Проблемным сегодня для всех является вопрос не “как делать?” (Янукович и Азаров в свое время показали, что они решать подобную задачу могут). Главной сегодня является позиция “что делать?”. Мир сегодня не может определиться в первую очередь в этом. Понимает ли это
В.Янукович, я не знаю, а точнее — весьма сомневаюсь в этом.

— Не могли бы вы обозначить ваше видение проблемы?

— Еще раз обращаю внимание на возможности альтернативных решений. Но в любом случае мы должны вести разговор не просто о выходе из кризиса, как это все время подчеркивается (3—4% роста придут сами собой, за счет изменений статистической базы), а об экономике будущего. Здесь ключевой является позиция, о которой мы уже говорили, — завершить рыночный транзит, доделать начатое.

Нужно определиться и в том, чего мы хотим — больше или меньше государства в экономике? Это достаточно сложный вопрос. Предыдущее правительство пыталось расширить позиции государства. На этой основе формировались политические дивиденды.

Я — сторонник противоположного, сторонник либеральной парадигмы будущих преобразований, существенного углубления либеральных начал в экономике. Увы, я не вижу других возможностей. Вылечить экономику, сделать ее инвестиционно привлекательной, адекватной национальной ментальности можно только на этой основе.

Нам не следует копировать опыт России, которая развивается по пути ребюрократизации экономической системы. Это — дело России. Попытки в прошлом копировать опыт России далеко не всегда давали положительные результаты. У нас принципиально иная специфика экономики, иная политическая система, если хотите, иная ментальность населения. Очень хочется быть услышанным и в этом.

— Но мир вроде бы отказывается от либеральных догматов. Все сегодня говорят о реанимации кейнсианских принципов экономической политики.

— Речь идет о вынужденных антикризисных решениях, которые в перспективе будут сворачиваться. Но дело даже не в этом. В странах Запада рынка более чем достаточно. Там государство рынку не помеха. У нас же реального цивилизованного рынка еще не было. Мы имеем брюхатое, неповоротливое, все пожирающее государство. По предварительным оценкам, государственное потребление (расходы консолидированного бюджета и Пенсионного фонда) превысили в прошлом году отметку в 50% ВВП. Это — прямые изъятия из экономики, это половина вновь созданной стоимости. О каком предпринимательском рейтинге и инвестиционной привлекательности экономики, о снижении налогов, о макроэкономической сбалансированности, детенизации, о малом и среднем бизнесе, стабильности гривни в этом случае может идти речь?

Не забывайте и о том, что речь идет об экономике, где, как мы уже говорили, ВВП на душу населения составляет всего-навсего 2,5 тыс. долл. Истоки коррупции также коренятся в брюхатости государства. Сильное государство — “это не много государства”. Сильное государство в экономике — это государство, дающее простор предпринимательству, эффективно защищающее все виды собственности, прежде всего частную собственность. Это — государство, способное осуществлять эффективную политику доходов, необходимые структурные реформы.

Одним из определяющих приоритетов преодоления финансового кризиса 1997—1998 годов было решительное уменьшение расходов сводного госбюджета: с 41,9% ВВП в 1996-м до 36,8% — в 1997-м, 30,4% ВВП — в 1998-м и до 26,7% ВВП — в 1999-м. Знаю, каких усилий это стоило. У нас сегодня подобные расходы приблизились к 35%. Задача номер один — снизить госзатраты минимум на 6—7% ВВП.

Наши политики любят бравировать успехами Китая, забывая при этом сказать, что там госпотребление не превышает 20% ВВП, зато норма накопления составляет 40—42%. У нас же на накопление используется всего порядка 20% ВВП.

Поскольку речь зашла о каких-то контрольных цифрах, то скажу и о размерах госсобственности. Она, по моим оценкам, должна быть сведена к минимуму, до 15—17% суммарных активов. Параметры либерализации экономики должны корреспондироваться с этим.

Для новой власти очень важна и философия социальной политики, преодоление реанимированных в последние годы давно обанкротившихся начал патернализма. Проблему бедности разрешить на этой основе невозможно. Социальная справедливость, которую должно гарантировать государство, — это не “равенство в бедности”, это — обеспечение равных шансов на старте и дифференциация конечных социальных результатов. Это, если хотите, принцип состязательности в сфере социальных отношений.

Общество не может проедать больше, чем производит. Это — азбучная истина. Никто в мире другого еще не придумал. Модель либеральной экономики основывается на этом. Построить Европу в Украине, как это обещает В.Янукович, можно лишь придерживаясь соответствующих ценностей.

— Если предположить, что эти рекомендации будут взяты на вооружение, то кто в состоянии реализовать подобную политику, на кого в этом может опираться президент?

— Для президента главным в этом является большинство в парламенте. Правительство контролируется большинством. Необходима общая платформа. По моим оценкам, 60—70% депутатов разделяют рыночно-либеральные ценности.

“Много государства” необходимо только политикам. Если государства много, расширяются возможности политической коррупции. Либеральная платформа развития экономики может стать фундаментом консолидации большинства. Я не касаюсь правовых механизмов. Это отдельный вопрос.

Еще одна позиция. Для экономики очень важной является консолидация национального капитала. Я был несколько удивлен, что С.Тигипко на каждом перекрестке “трубил” о среднем и малом бизнесе, не сказав ни слова о конструктивной роли крупного капитала. Я тоже за малое и среднее предпринимательство, в свое время прилагал много усилий для его развития. Но нельзя превращать эту проблему в политический бренд, нельзя противопоставлять крупный, средний и малый капиталы. Это — реальные партнеры.

На мой взгляд, для страны важна политическая реабилитация крупного капитала, понимание того, что это основа внешней конкурентоспособности, серьезных инноваций, решения многих социальных проблем и многого другого. Нельзя игнорировать и соответствующую структуру нашей экономики. Необходим такой экономический и правовой климат в стране, при котором национальный капитал любых параметров не искал бы “прикрытия” под куполами политических институтов. Либеральная парадигма, которую я отстаиваю, учитывает и эту проблему.

Юрий СКОЛОТЯНЫЙ