Алексей Родзянко: “Россия удобнее Китая”

За бизнес-ланчем с “Ведомостями” правнук председателя Госдумы и ветеран Уолл-стрит смеется над финансовым кризисом и предлагает свой индикатор превращения Москвы в международный финансовый центр.

С Алексеем Родзянко мы встречаемся в Bosco-cafe в “Петровском пассаже” — неподалеку у него запланирована следующая встреча. Ехал Родзянко сюда с Донской улицы, где в здании бывшего аккумуляторного завода располагается офис “Метрополя”, и по дороге, естественно, обсуждал со своими спутниками московские пробки. Нью-Йорк, где он родился в 1951 г., во времена его юности тоже был не самым приятным местом для жизни, в том числе и с точки зрения автомобилистов. “Мне казалось, что это гиблое дело, нечего и пытаться там что-то изменить. А по факту очень много сделали, — говорит он. — И Нью-Йорк стал другим городом — гораздо интереснее, чище, приятнее. Если там это было возможно, то, наверное, возможно и здесь. Главное — чтобы были ум и воля”.

Сам Родзянко, пока Нью-Йорк не изменился к лучшему, предпочитал жить в пригороде Вашингтона. Много ездил по США, часто бывал в СССР как переводчик. А в 1981 г., окончив Колумбийский университет со степенью МВА по финансам и бухгалтерии, начал карьеру трейдера в Chemical Bank. Культовый для финансистов фильм Оливера Стоуна Wall Street смотрел, торгуя облигациями развивающихся стран на этой самой Уолл-стрит. Но для него, в отличие от многих, персонаж Майкла Дугласа — циничный рейдер Гордон Гекко — не был героем. “Помню, там был один седой [инвестбанкир], который скептически смотрел на все происходящее со стороны и над которым издевался Майкл Дуглас, — так вот, помню, смотрел на него и думал: я больше на него похож”, — смеется Родзянко.

“Попытка не пытка”

В 1995 г. Chemical Bank поглотил банк Chase Manhattan и взял его бренд себе. Родзянко к тому времени управлял в Chemical Bank торговлей обязательствами развивающихся стран. Но тут в связи с поглощением в банке началась реорганизация: на место Родзянко назначили его начальницу, а ему предложили переезжать в Лондон, чтобы курировать инвестбанковские операции Chase в Восточной Европе. И в то же самое время Ханс-Йорг Рудлофф, который в Москве создавал с нуля брокерскую компанию United City Bank, пригласил его заняться своим проектом. Вообще-то, признается Родзянко, ехать на историческую родину было страшно. Но он рассудил так: “Я с детства говорил по-русски в семье, ходил в русскую школу. И если я сейчас, в 43 года, в Россию не поеду, я туда, может, уже никогда не попаду и буду потом мучиться от того, что не использовал такую возможность”.

В Москве его ждал чисто российский сюрприз. “К тому времени в капитал UCB было вложено всего $2 млн, а доходы за первые полгода работы были $68 000. Вот все, что я нашел. Реклама-то была: “Приезжай, мы тебе даем $20 млн капитала, будешь ими управлять”. А на самом деле там и пяти миллионов не было, не то что двадцати”.

Все-таки Родзянко решил попробовать — попытка не пытка. “И в общем получилось. Время оказалось удачным, и банк стал на ноги. Все-таки $10 млн я у акционеров уговорами и угрозами вырвал, — со всегдашней добродушной улыбкой повествует он. — И к концу года заработал еще десять миллионов, потратив шесть”. Хотя это он сейчас улыбается. А тогда с облегчением перешел в JPMorgan, который решил открыть в России банк и вложить в него $50 млн: “Мне после такого нервного года это приглашение было вполне приятно”.

У Родзянко, по его словам, в Москве середины 1990-х было чувство первопроходца — как у Колумба, который шел в неизвестность и что-то новое находил. Похожие чувства он до того испытывал в середине 1980-х, когда в Нью-Йорке открылся рынок долговых обязательств стран третьего мира (между прочим, в 1985-1986 гг. Родзянко руководил реструктуризацией задолженности трех проблемных бразильских банков, представляя интересы международных кредиторов в ЦБ Бразилии). “Вот это очень интересное время было. И здесь, в России, это и было, и есть”, — резюмирует он.

Воспользовавшись паузой в нашем разговоре, у стола возникает официант. Времени до следующей встречи у Родзянко остается не так уж много, и я спрашиваю черный чай с вишневым штруделем, а Родзянко заказывает воду без газа и салат нисуаз. Странно, но официант в Bosco-cafe о таком явно не слыхал: поставив на стол блюдце с гигантскими оливками в качестве комплимента, он приносит микс из салатных листьев с сырым тунцом. Родзянко, впрочем, на оплошность никак не реагирует и принимается за еду.

В 2001 г. он перешел из JPMorgan в российский Deutsche Bank на должность управляющего директора. А спустя пять лет стал управляющим директором банка “Credit Suisse Москва”, где проработал до осени 2010 г., курируя private banking в России. В обоих случаях работу приходилось менять, как и прежде, из-за всяких корпоративных реструктуризаций. В последний раз вышло как-то даже неловко: “Credit Suisse, перестраивая свою инфраструктуру в Швейцарии, направил в Россию моего начальника, который должен был занять мое место. А мне предложили быть рядовым, если я хочу. Так моя карьера там и закончилась”.

Вот только Родзянко к тому времени обзавелся в России дорогостоящим увлечением — игрой в поло: учредил в Москве поло-клуб и держит здесь конюшню (“лошадок”, как он выражается). “Мне надо было либо это хобби ликвидировать, либо заняться чем-то доходным, чтобы его содержать”, — объясняет он. Так что предложение поработать от хозяина “Метрополя” Михаила Слипенчука, с которым Родзянко был знаком года два, пришлось весьма кстати. “У меня, — говорил ему Слипенчук, — в инвестбанковском блоке четыре управляющих приблизительно одинакового профессионального уровня. Любого из них выберешь — так остальные ему подчиняться не будут. А вот вам подчиняться все готовы”. И Родзянко согласился: ему было интересно снова вернуться в инвестбанк из тихого бизнеса private banking. “Интересный момент: в 1995 г., когда я приехал сюда, спрос на ценные бумаги формировался на 80% за счет западных инвесторов. Сейчас в абсолютном измерении рынок гораздо, гораздо больше, чем тогда, и капитала иностранного в абсолютных цифрах заметно больше, чем тогда, — но в относительных цифрах он уже меньше российского. Поэтому, если заниматься этим рынком, то надо делать это там, где он есть. То есть работать с российскими инвесторами”, — заключает он.

Похмелье “Голого короля”

Минувший глобальный финансовый кризис Родзянко не особо впечатлил. Ветеран Уолл-стрит с самого начала не верил в то, что инвестиционные банки после этого кризиса исчезнут как класс: “Социальная услуга, которую оказывает банковская система, включая инвестбанки, всегда будет востребована. То, что произошло, похоже на “музыкальные стулья” — музыка после паузы опять играет, просто игроки выбывают”. Не верит он и в то, что кризис 2008 г. — самый разрушительный за столетие и пострашнее Великой депрессии: “Причиной кризиса был просчет игроков в оценке рынка из-за избыточной ликвидности — рыночная коррекция была очень острой и очень глубокой. Но именно потому, что она была глубокой и острой, она оказалась и быстрой. Этот кризис более быстропроходящий, чем тот, что был в 1930-х”.

В “музыкальные стулья” Родзянко и сам играл — в детстве, когда учился в русской школе. “Мне кажется, и детские игры, и детские сказки во многом повторяют сюжеты, которые во взрослой жизни встречаются. Вот финансовый рынок в США — это точно “Голый король”: когда выпускались все эти производные на производные от производных, это было совсем как те не существующие на самом деле роскошные одежды у голого короля”, — говорит он. Теперь настроения все-таки другие: “Пьяные легко воспринимают всякую чушь, а когда отрезвели, мир видится уже по-другому”. Но вот похмелье, которое последовало в виде огромных денежных вливаний, было опасным уже само по себе, замечает он. “Я больше оптимист, поэтому мне кажется, депрессии глобальной не будет, а значит, единственный выход для нынешнего избытка ликвидности — это рост инфляции. И это единственный выход для США, чтобы погасить свои долги. Соответственно, номинальные ставки по заимствованиям будут расти, — рассуждает Родзянко. — И относительная финансовая сила будет переходить на сторону развивающихся стран. Главное, как все ожидают, — это рост в Азии: Китай, Тихоокеанский бассейн, Индия”. Хотя вот у Индии проблемы, похожие на Россию, — управленческие, полагает он. А российская экономика, если бы не эти проблемы, вполне могла бы быть сопоставимой по размерам с США.

При этом вложения в Россию за последние 15 лет дали лучший результат в мире, говорит Родзянко: “Во всех организациях, где я работал, зарабатывали больше на России, чем на Индии или Китае”. А ведь в общественном мнении картина сложилась прямо противоположная. Россия, констатирует Родзянко, далеко не дотягивает до своего реального потенциала — быть одной из первых экономических держав в мире. “Ну вот этим и надо заниматься, улучшать инвестиционный климат. Он сейчас не идеальный, он даже не хороший. Но он гораздо лучше, чем в середине 1990-х, — уверен он. — Сейчас уже сложнее и по сравнению с тем, что было 15 лет тому назад, гораздо, гораздо цивилизованнее. Понятие о том, что нужно возвращать [взятые в долг] деньги, есть. Понятие, что нужно платить дивиденды, есть. Понятие, что нужно отчитываться перед акционерами, есть. Понятие, что отмывать деньги нельзя, тоже появилось за последние годы”.

С последним утверждением я согласиться никак не могу: все-таки коррупция в стране за те же 15 лет выросла пропорционально ВВП, если не сильнее. Наверное, и у специалистов по private banking в связи с этим работы прибавилось — кто, как не коррумпированные госслужащие, нуждается в конфиденциальности, когда речь заходит о происхождении их доходов?

Сам Родзянко, пока занимался private banking в Credit Suisse, чиновников среди клиентов не встречал. “Могу лишь предположить, что некоторые нечистоплотные чиновники, по-прежнему занимаясь отмыванием денег, все-таки знают, что им рано или поздно придется отвечать по всей строгости закона, — говорит он. — Продолжая заниматься подобной деятельностью, эти господа действительно могут стать клиентами private banking. Но когда речь заходит о выходе из инвестиций, они гораздо менее свободны в своих действиях, чем, например, бизнесмены, честно заработавшие деньги через повышение капитализации своей компании”.

В этом плане, по его опыту, Россия далеко не худший случай: “Потому что в России деньги делаются в основном за счет природных ресурсов, услуг и технологических компаний, тяжелой промышленности, даже за счет гостиничного бизнеса, риэлторского бизнеса и девелопмента. А не за счет наркотиков, например. И слава богу!”

“Правила все еще определяются”

Конечно, истории вроде той, что случилась с юристом фонда Hermitage Сергеем Магнитским, местному инвестиционному климату не идут на пользу, говорит Родзянко. Тем не менее проект создания в Москве международного финансового центра вовсе не кажется ему утопическим. Конечно, у властей есть привычный соблазн насадить это сверху: “вот мы решили стать международным финансовым центром, через две недели докладывайте” — а это как раз утопия. “Но если ничего не делать, ничего не будет точно. А если сделать так, чтобы это было возможно, жизнь, не исключено, что и повернет в этом направлении. Во всяком случае, точно можно будет сказать, что это получилось, когда в Америке начнут изучать русский язык”, — полушутя говорит Родзянко. Вряд ли, кстати, там начнут массово изучать китайский, добавляет он: “В плане правил и законов китайцы, я бы сказал, даже отстают от России. Россия, хоть об этом и не говорят, с этой точки зрения гораздо ближе и удобнее для инвесторов, чем Китай. Она лучше интегрирована в международную корпоративную инфраструктуру”.

Но и сейчас, пока Москва не стала международным финансовым центром, здесь можно вполне недурно зарабатывать. После кризиса Россия оказалась в числе выигравших, а не проигравших. Свободные деньги в стране имеются — в этом Родзянко удостоверился, когда “Метрополь” в конце ноября поучаствовал в размещении евробондов “Газпрома” на $1 млрд. Теперь “Метрополь”, по словам его исполнительного директора, собирается воспользоваться “памятью рынка” об участии в реорганизации РАО ЕЭС: у компании было много мандатов для вывода на биржу акций ОГК и ТГК, а теперь они с помощью того же “Метрополя” собираются размещать свои облигации. “Мы не хотим быть крупнейшим по объему торговцем голубыми фишками — там совсем нету маржи, — объясняет Родзянко. — Нам надо работать с новыми компаниями, которые выходят на рынок, которые только начинают торговаться или торгуются не каждый день, чтобы прибавлять им ту ликвидность и то признание, которых они заслуживают”. Известно же, что в России 50 крупнейших компаний отвечают за 80% капитализации рынка, а за остальные 20% — 5000. Вот на эти 5000 эмитентов “Метрополь” и ставит. “Представьте ситуацию: три партнера начали бизнес 15 лет назад. Одному из них тогда было 45, сейчас — 60. Ему хочется продать [свою долю] по разумной цене, а младшие партнеры ему предлагают фиг с маслом. И тогда он идет к нам. Это реальные ситуации, которые повторяются опять и опять”, — говорит он.

Парламентские и президентские выборы в России исполнительного директора ИФК “Метрополь” совсем не беспокоят — он сперва даже переспрашивает, о каких выборах речь. “На рынок больше будут влиять не выборы, а то, когда Кремль решит, кто будет кандидатом. Рынок смотрит именно на этот процесс”. Главной проблемой сегодняшней демократии правнук лидера российских октябристов считает отсутствие лояльной оппозиции: “Да и со своими историческими вопросами Россия все еще разбирается: кто был хороший, кто плохой… Все еще никак не осмыслит своего прошлого”. И продлится это еще, по мнению Родзянко, очень долго. “Но все равно в России интересно жить и работать”, — оптимистичен он.

Как Родзянко попали в США

“Прадед уехал из России в Сербию вместе с дедом и всеми родственниками, родившимися в России. Отец мой уже родился в Югославии в 1923 г., а прадед скончался там в 1924-м. Они жили там до конца войны. Из России уезжали, зная, что внесены в расстрельный список. И когда по Югославии шла Красная армия, они знали, что тот же расстрельный список применялся и тогда, в конце войны. Никто его до сих пор не видел, но слухи шли, что первыми в нем стояли Николай II, его жена и дети, затем все его родственники с женами и детьми и потом еще несколько семейств, в том числе мой прадед и все его семейство. Так что, когда красные шли по Югославии, мои родственники сразу уехали, не пытаясь договориться. Только муж моей тети решил остаться, его арестовали — и он пропал, так и неизвестно, что с ним случилось потом. А все остальные стали беженцами. Их знакомый, русский помещик из Румынии, проезжал через Сербию со своими телегами и лошадьми. Они сели на эти телеги и поехали на Запад. Через Австрию попали в Мюнхен, к американцам, и жили там до 1949 г. Это что касается семьи отца. И у семьи матери похожая история, только ее семейство бежало в те годы из Прибалтики. Мои бабушки с отцовской и материнской сторон были знакомы еще по Петербургу. Встретились в Мюнхене, познакомили своих детей — и моя мать вышла за моего отца. И поехали в Америку. В то время дочь Льва Толстого, Александра Львовна, образовала фонд, который помогал многим русским эмигрантам, в том числе и нашей семье”.

ИФК “Метрополь”

инвестиционно-финансовая компания

Основной владелец — генеральный директор Михаил Слипенчук.

Финансовые показатели (РСБУ, 9 месяцев 2010 г.):

Активы на 30 сентября 2010 г. — 18,4 млрд руб.

Чистая прибыль — 5,75 млн руб.

Основана в 1995 г., представлена в России, Великобритании, Франции, Японии, Китае, Канаде, Сербии, Конго и на Кипре. Совокупный объем торгов по акциям, облигациям, векселям и паям ПИФов компании в 2009 г. составил 970,4 млрд руб.

Родзянко-младшие

У Алексея Родзянко шестеро взрослых детей — три дочери и три сына. Старшая дочь работает в парижском Cleary Gothlieb, заканчивала МГИМО, а два младших сына учились в Московской экономической школе. Старший сын управляет близким к Cargill хедж-фондом Black River, и порой его путают с отцом. “Бывало, он покупает большой пакет облигаций для своего хедж-фонда, а когда об этом становится известно, меня спрашивают, не я ли купил”.

Ольга ПРОСКУРНИНА